Человек зайти не решался. Он стоял у провала, темный силуэт на сером фоне, нелепый, словно ребенком нарисованный.
— Все описывают одинаково. Сначала звук, навроде как колокол ударил, громко так и под землею. И земля вздрогнула. А потом столб водяной поднялся…
Водяной?
В полу зияла дыра с оплавленными краями. И Брокк, присев на краю, заглянул в черноту. Подобрав обломок, он бросил его в яму и кивнул, услышав плеск.
Старые склады стояли на этом самом месте не одну сотню лет, и если Брокк ничего не перепутал, то под ними некогда начиналась подземная дорога к центру. И старая канализация… и вовсе древние катакомбы, оставшиеся еще с тех далеких времен, когда город был всего-навсего человеческой крепостицей, одной из многих.
Поговаривали, что во времена Великой Чумы многие ушли под землю.
— Бомбу бросили в старый колодец, — Брокк поднялся. Под ногами захрустел песок, и отзываясь на слабый этот звук, зашатались стены. Человек поспешно отодвинулся от прохода. — Взрыв произошел, но в замкнутом пространстве.
И под землей, вернее под водой.
Прежде подобных испытаний не проводилось, и тем интересней было работать.
— Вода не погасила пламя, — Брокк осторожно коснулся балки, которая изменила цвет, странно побелев. — Но и пламя не сумело раскрыться полностью.
— И что было?
— А что бывает, когда вы льете воду на раскаленный камень?
Вода превращается в пар.
— Истинное пламя не так просто убить, — Брокк провел ладонью по поверхности дерева, гладкой, обваренной. — Образовался пар. Очень много пара, запертого в малом пространстве. И он нашел выход.
Через колодец.
Оттого и разрушения не столь велики, как могли бы быть.
Брокк покинул склад, и стоило оказаться снаружи, под дождем и ветром, как за спиной что-то протяжно заскрипело, раздался хруст, и стена склада осыпалась-таки. Филипп вздохнул и, отбросив доску, которую до сих пор держал, не то оружием, не то опорой, вновь за трубкой потянулся.
— Кто бы ни принес бомбу, — Брокк стер с ладони сажу, — он выбрал весьма неудачное место для нее.
Разрушить древнее здание, в котором нет ничего ценного.
— Или удачное? — осторожно поинтересовался следователь, покусывая чубук трубки. — Скажем, если… хотел только напугать. Ну или проверить, как оно будет…
Возможно. Но тогда как это вяжется с сегодняшним взрывом?
В двух бобмистов, действующих независимо друг от друга, Брокк не верил.
— Мастер, — человек вновь подошел слишком близко, — а вот допустим, если кто-то принес бомбу, думая, что на складах никого нет… а потом увидел, что тут есть люди… и пожелал бомбу унести…
— Мог бы унести и подальше.
Филипп кивнул, но продолжил.
— А если времени не было? Вот скажем… вы же не станете уверять, что бомбу сделал человек?
— Не стану, — Брокк решил не вдаваться в подробности. Создать механизм человеку под силу, но заряд — здесь Олаф верно сказал — дело рук узкого специалиста.
— Если тот, кто сделал бомбу, поручил ее отнести… а исполнитель…
— Увидел людей и передумал?
Совестливый какой исполнитель. Только почему-то совестливость какая-то избирательная.
— Передумал… передумала, — Филипп грыз чубук трубки, уже не скрывая раздражения. — Женщина, Мастер… у нас есть свидетель, который видел женщину, которая шла к складам с коробкой в руках. А потом вернулась и уже без коробки.
— И что вам не нравится?
Дождь иссяк, но небо не спешило проясняться. И ветер, прежде порывистый, вовсе разыгрался. Он сминал темную поверхность реки и, зачерпывая горсти воды, швырял их на пристань. И «Леди Дантон», все еще привязанная к пирсу, покачивалась на волнах, ударяясь высоким бортом о мешки с песком. Вздымались доски пристани, скрежетали, но держались.
— Все не нравится, Мастер… бомба, которая взорвалась, но так, что от взрыва этого, уж извините, никому ни жарко, ни холодно. Женщина… кто в такое дело бабу втянет? И свидетель…
— А с ним что не так?
Брокк ощущал еще некую несуразность, которую не мог выцепить.
— Место пустое, — охотно отозвался Филипп, выпустив, наконец, трубку изо рта. — И людишки здешние, уж поверьте на слово тому, кто в Нижнем городе два десятка лет проторчал, не особо полицию любят. А тут вдруг свидетель… сам объявился, и главное, толковый такой… художнику нашему эту дивицу преподробненько расписал.