«Пусть тебе удалось остаться в живых, но рано или поздно возмездие тебя настигнет.
От конверта исходил резкий лавандовый аромат. Этот запах определенно преследует Брокка.
Конверт не вскрывали, пусть бы люди Кейрена с недавнего времени проверяют всю почту, разве что, за исключением бумаг, отмеченных королевской печатью.
А это пропустили.
Плохо.
Сложив записку, Брокк вернул ее в конверт, а конверт — к прочим бумагам, среди которых не было ничего важного. Придется сообщить Кейрену, и тот наверняка потребует, чтобы Брокк принял дополнительные меры безопасности.
Носятся, как с младенцем… и пусть у Кейрена своя работа, но Брокк не собирается прятаться. Нахлынувшее раздражение было столь велико, что Брокк вскочил, едва не опрокинув стул. И кофейник, стоявший на краю стола, локтем задел.
Звон. И веер фарфоровых осколков. Кофейная лужа на полу и ковре. Кофейные пятна на брюках.
— Проклятье!
Выдохнуть. Унять ярость. И не заметить того сочувствующего взгляда, который бросил на него лакей. Уйти.
Спрятаться в тишине тренировочного зала. Но и здесь в воздухе мерещится все тот же назойливый аромат лаванды. Синие цветы на белом покрывале… в вазе на столе… в холеных пальчиках. Они обрывают бутон за бутоном, и лоскуты лаванды падают на пол.
Да что сегодня за день такой?! Брокк не без труда отогнал воспоминание.
В тренировочном зале сумрачно. Огромные окна закрыты щитами дождя, и слабый свет осеннего солнца искажает знакомое пространство. В нем пляшут тени, и лица статуй оживают. Еще немного, и все они повернутся к Брокку, чтобы сказать:
— Уходи.
— Ну уж нет, — его голос рвет тишину. И шаги на плитах рождают недолгое эхо.
Обойдя зал по кругу, Брокк с раздражением содрал домашнюю куртку, кажется, снова с пуговицами не справился — порой он становился до отвращения неловок. Куртка полетела на постамент статуи. И следом за ней — рубашка. Домашние туфли оставил здесь же.
И живое железо, почуяв близость свободы, рвануло, меняя тело. Горячая волна накрыла Брокка с головой. Сердце засбоило, но выровнялось в подзабытом ритме. Ноющая боль поселилась в мышцах, но ненадолго.
Схлынула.
Поплыло зрение, и мир, созданный запахами, стал чуточку иным, более сложным. Он — акварельный рисунок, в котором мешаются тона и полутона, в великом множестве красок. И несколько секунд Брокк просто стоял, наслаждаясь этим полузабытым восприятием.
На камне вилась дорожка чужих следов.
И лавандой теперь пахло отчетливо, резко. Брокк хотел пройти по следу, дернулся и… взвыл.
Колченогий урод.
Калека.
Существо, которое не имеет права на жизнь.
И на что он надеялся, вернувшись туда, где ему не место? Под взглядами статуй он вновь остро осознавал свое уродство. И скалился, держался. Ковылял по нарисованному лавандой следу, пока не добрался до порога, а там след исчез, затертый другими.
И Брокк вернулся. Добравшись до центра зала, он лег, поджав обрезанную лапу с нашлепкой-рукой, под живот. Лежал долго, сам не зная, чего хочет добиться.
— Мне сказали, что тебя здесь найти можно, — этот голос заставил вздрогнуть и зарычать.
Виттар из рода Красного золота оглядывался, не давая себе труда скрывать интерес.
— Мило. Я бы сказал, весьма мило.
Что ему надо?
Виттар выглядел уставшим, но при этом странно довольным. Он переступил порог, и серая тень его скользнула по плитам, словно ковровая дорожка, которая спешила лечь под ноги хозяину.
— Тебе нечего стыдиться, — Виттар остановился перед статуей, изображавшей пса в полной боевой ипостаси, и потрогал иглы. — Я слышал, что с тобой произошло.
Неудачный опыт. И собственная глупость, которая обошлась дорого.
Дед был прав: Брокк не имел права на такой риск.
Вот только раскаяние ничего не меняет.
— Вставай.
Брокк отвернулся. Мало того, что этот Высший без приглашения объявился в его доме, так еще и командовать взялся?
— Вставай, — повторил Виттар, щелкнув мраморного пса по носу. — Король ждет.
Стальной король сидел, вытянув ноги и ладонями накрыв узловатые колени. Королевские пальцы мяли ткань, и Король морщился, должно быть, собственные прикосновения причиняли ему боль. Это проявление слабости заставило Брокка отвести взгляд.