И ветер гонит поземку, точно заметает следы Кэри.
Идти далеко.
Кэри считает шаги, потому что иначе решимости не хватит. А она уже видит темную гладь семейной усыпальницы. Высокая кованая ограда. Металлические прутья. Острые пики. И широкий кленовый лист, пронзенный насквозь. Ветер трогал его, пытался стащить, побуревший, грязный, похожий на лоскут, но лист цеплялся за острие.
— Я… дальше одна, — Кэри коснулась калитки, и холод опалил сквозь меховые перчатки.
Брокк кивнул.
Хмурый, и снова без шапки. Уши покраснели, а кончик носа напротив белым сделался. И Брокк сам того не замечая, нос трогает…
— Я… недолго.
Наверное.
Он хотел что-то сказать, или утешить, или уверить, что этот визит не имеет смысла, но оба знают — он нужен не мертвецам, но Кэри. Иначе она подобна этому листу не получит свободы.
Ее прошлое рядом… а будущее странно. И Кэри со вздохом толкает калитку. Петли смазаны, и дорожки выметены чисто. Из обсидиановых ваз торчат жесткие хвосты травы, но снег спешит укрыть и их.
Черное и белое.
И яркое пятно ее пальто, единственным нелепым мазком на кладбищенском полотне.
Ключ в руках. Старый замок поддается не сразу, он кряхтит и сама дверь тяжела. Кэри толкает ее, скрипучую, зловредную, прячущую за собой тени. Пахнет тленом и формалином.
— Я… пришла.
Голос вязнет в паутине. Если снаружи убирали, то внутрь мавзолея заглядывали нечасто.
Жутко.
Сквозняк пробирается сквозь плотную ткань пальто, словно чьи-то ледяные пальцы гладят живот Кэри. И она с трудом сдерживает крик.
Молчать.
И снять с полки лампу, заправленную маслом. Кремниевая зажигалка щелкает, не высекая искру, но после все-таки сдается. Робкий цветок огня отпугивает тени, и Кэри спешит прикрыть его, такого хрупкого, стеклянным колпаком.
Пыль.
Паутина серыми клочьями. Старые листья под ногами шелестят, когда только успели пробраться сюда? Темные полки и широкие урны с именами.
Леди Эдганг в темной яшме… она никогда не любила яшму, и Кэри кладет рядом с урной белую розу. Не извинение, но… так ведь принято.
Дядя… кузены… малахит. Одинаковая почти форменная зелень. А они редко форму снимали.
— Мне жаль, что так получилось, — она касается табличек, читая имена подушечками пальцев. И вновь оставляет цветы.
Призраки.
В жизни Кэри они появлялись редко, как-то сразу и безоговорочно признав за Сверром право распоряжаться ею. Кто они ей?
Чужаки.
Отец. И бледная узорчатая зелень змеиного камня.
— Почему ты не остановил его? — бессмысленный вопрос, но Кэри должна. — Ты же видел, чем он становится. Почему не помог?
И вправду ли был слаб, как утверждала леди Эдганг?
Как узнать?
И тяжелая кисть гиацинта не то прощанием, не то прощением. Впрочем, прощения он никогда не просил.
— Здравствуй…
Услышит ли?
Да и что еще сказать? Белизна лунного камня, и сама чаша кажется прозрачной. Кэри касается ее нежно, не удивляясь тому, что камень чудом сохранил тепло.
— Я… пришла попрощаться. Я знаю, что ты давно меня ждал, что ты не хотел уходить… и я виновата. Мы оба, наверное, виноваты. Ты не сумел удержаться, а я не смогла тебя остановить. Ты же просил о помощи… помню, что просил. А я боялась.
Она провела по полке, стирая пыльный след.
— Если бы знать, что я могла остановить тебя… или не могла, но чтобы наверняка…
Голос перехватило. Что еще сказать ему, который близкой, стоит за спиной. Обернуться бы, но… тогда он исчезнет.
Сверр мертв. И все-таки жив в ее памяти.
— Но я ведь не попробовала, не попыталась даже… простишь?
Простит. Они всегда прощали друг друга.
Она его — за жестокость и боль. Он — за то, что казалось ему равнодушием.
— Я ведь любила тебя, — Кэри гладила белый камень. — Действительно любила. Ты брат и… больше, чем брат, ты единственный человек в этом мире, кому я была нужна. Наверное, я просто не сумела тебя убедить в этом.
Выдох.
И пламя-цветок сворачивается, почти гаснет.
— Наш последний разговор… не разговор — ссора. Мне казалось, что еще немного и меня не станет. От страха. От ненависти к тебе. И поэтому я сказала, что лучше бы ты умер.
Не сказала — бросила в лицо.
Пощечина?
Почти. Он ударил первым в очередном приступе бессмысленной ревности, раскровил губы, опрокинул на диван и, свалившись сверху, горло сжал. Тогда Кэри показалось, что она умрет.