Особенно,... 
144 
Но тянется, все еще тянется.
— Ты не спишь? — шепот Таннис, и мягкие губы ее касаются шеи. Она, словно вдруг вспомнив о приличиях, пытается отстраниться.
— Не сплю.
Не позволит. Прижимает крепче.
— Лежи смирно. Вдвоем теплей.
Она горячая и мягкая, правда, воняет подземным грибом, и с каждой минутой вонь эта крепнет. Но и сам Кейрен вряд ли пахнет много лучше. Странно, что у него вообще нюх не отбило.
— А… а если у нас не получится выбраться?
Таннис дрожит и, кажется, сама не замечает этой дрожи.
— Выйдет.
Кейрен старается говорить уверенно, но она чувствует ложь и хмыкает.
— Ты сам в это не веришь.
— Просто я невезучий.
— Слушай, — ей все-таки не лежится спокойно, ерзает, пытаясь перевернуться на спину, но тут же шипит, верно, острые камни пробивают и кожанку, и толстый свитер. Под свитером у нее разношенная и очень мягкая рубашка, а под нею — кожа, горячая, влажноватая. — Можно личный вопрос?
— Я не женат.
Она замирает и отворачивается.
Ну да, не женат, хотя… отец заговаривал, что следовало бы. И матушка не единожды намекала, однако Кейрен предпочитал намеки не слышать. Арнлог вот женился… и Лиулфр… Фолки опять же помолвлен, а матушке все неймется.
Шестеро внуков ей мало…
Или просто свадьбы устраивать понравилось?
Но нет, Кейрен не собирался в ближайшем будущем связывать себя обязательствами.
— Да я не о том, — Таннис все же перевернулась на другой бок, пожаловавшись, — рука затекла.
— Эта?
Он нашел ее руку и принялся растирать.
— Так вот, я про другое хотела… куда у тебя хвост девается?
— Что?
От такого вопроса Кейрен опешил, Таннис же, приподнявшись на локте, объяснила.
— Ну, когда ты собака…
— Пес…
— Пес, — послушно исправилась она, — у тебя хвост есть. С кисточкой.
О да, сколько он из-за этой кисточки насмешек вытерпел, как-то даже обгрызть пытался, но не вышло.
— Есть, — осторожно согласился Кейрен.
— Так вот, что я думала. Ну с ногами оно понятно, ноги они ноги и есть. С руками тоже. С головой. А вот с хвостом… откуда он берется?
— Не знаю. Я как-то вот не задумывался.
— Жаль…
Таннис замолчала, правда, молчание длилось недолго.
— Слушай… а зачем он вообще нужен?
— Хвост? — на всякий случай уточнил Кейрен.
— Ага…
— Если у меня, то… — он вздохнул и признался. — Для красоты. На самом деле он другим быть должен. Хвост — тоже оружие. Как плеть или вроде того. Райдо, наш средний, ударом хвоста полено перешибить способен…
…был способен.
Кейрен соврал, сказав, что шрамов не осталось.
Остались. В последний раз, когда он видел брата, то не узнал. Красавец Райдо превратился в… существо с потухшим каким-то безразличным взглядом. Белая лоснящаяся кожа, неестественная, точно воском натертая, натянутая на скулах. И сами скулы торчат, кажется, что сквозь эту кожу проглядывает синеватая кость. Рубцы опять же. Толстые. Красные. Они не разглаживались, но то и дело вскрывались, выпуская порцию черной, отравленной разрыв-цветами крови.
Райдо ходил очень медленно, по-стариковски сгорбившись. Он опирался на трость и шоркал ногами, словно боялся, что если оторвет их от пола, то не удержится, рухнет.
Однажды и рухнул, промахнувшись мимо ступени.
И когда Кейрен подал руку, пытаясь помочь, глянул так, что… показалось, ударит. А Райдо лишь оскалился и проворчал:
— Спасибо, младшенький…
Он и разговаривал мало, когда нельзя было молчать, отвечая на вопросы скупо, раздраженно. Время от времени на теле его вырастала очередная шишка, и в доме появлялся хирург. Тот ли, что некогда спас Кейрена? Другой ли? Седой и строгий в черном костюме с белым воротничком, с длинными узкими ладонями и пальцами, которые казались неестественно гибкими, будто вовсе лишенными суставов. Хирург поднимался наверх, и матушка оставалась в гостиной, приказывала подать чай, но к нему не притрагивалась, замирала, вслушиваясь в то, что происходит где-то в доме.
Наверх несли таз и медный чайник с кипятком, чистые повязки, проглаженные с двух сторон — матушка лично следила за тем, чтобы приказы врача выполнялись со всем возможным тщанием. Туда же поднимался адъютант, совсем еще мальчишка, но рядом с ним мальчишкой Кейрен ощущал себя.
144 
