Последние отзывы

  19  

Но слишком бурным было это чувство, от него бешено колотилось сердце и захватывало дух. Рафаэль впервые за свою жизнь понял, отчего влюбленные совершают глупости. Странная смесь эйфории и ужаса действовала на него как какой-то неведомый наркотик, одна доза которого вызывала мгновенное привыкание: не успеешь уколоться, как уже хочется еще.

Он перевел взгляд на постель: Дреа зашевелилась. В груди Рафаэля засела тупая боль. Дреа перевернулась на другой бок и снова съежилась, подтянув ноги к груди, словно и во сне старалась защититься, стать еще меньше и незаметнее. А ведь она нуждается в нем, в Рафаэле Салинасе, думал Рафаэль, ей необходимо, чтобы он стоял между ней и миром, тем самым создавая у нее ощущение надежности. Такая, как она, милая и доверчивая глупышка, оставшись одна, мигом станет легкой добычей.

Но вот Дреа открыла глаза: то ли ее сон не был так уж крепок, то ли ее разбудил его пронзительный взгляд. С минуту она, кажется, не замечала сидящего в полумраке Рафаэля, затем, увидев приоткрытую дверь, удивленно заморгала. Протерев глаза, она наконец разглядела Рафаэля и тихо ойкнула. В ее все еще сиплом от слез голосе слышалась усталость.

Рафаэлю захотелось сделать то, чего он никогда в жизни не делал. Ни для кого. Ему захотелось приласкать ее. Раздевшись, скользнуть к ней под одеяло, крепко прижать ее к себе и зашептать на ухо какие-нибудь слова утешения, все, что угодно, лишь бы из ее глаз ушло это несчастное выражение – будто что-то в ней надломилось. Его останавливало одно – он не был уверен, что она его примет, – мысль, никогда прежде не посещавшая Рафаэля. Его гордость и самолюбие сегодня и без того порядком пострадали, оказаться ко всему прочему еще и отвергнутым не хотелось. Пожалуй, он рискнет это сделать завтра.

– Вот решил проведать тебя, – сказал Рафаэль, не повышая голоса и стараясь говорить будничным тоном, словно зайти проведать ее для него обычное дело.

– Я в порядке.

Но судя по ее голосу, это было неправдой. Ее голос звучал так, словно она совершенно пала духом и никогда больше даже тень улыбки не появится на ее губах.

В груди защемило, и это мешало говорить. Рафаэль провел языком по пересохшим губам и нервно сглотнул. Это все он виноват, это он, глубоко оскорбив ее, лишил способности по-детски радоваться жизни. Да, это все он, яростно клял себя Рафаэль. Ну ничего, он ее уломает, как-нибудь уговорит остаться. В его власти устроить так, чтобы она не смогла найти жилье, и таким образом он удержит ее возле себя. Не важно, какие средства он употребит, главное – результат.

Не далее как сегодня утром – не прошло еще двенадцати часов – она обхаживала его, суетилась, интересовалась, не хочет ли он чего, старалась всеми силами угодить. И вот теперь лежит – ни слова в ответ, и между ними пропасть в тысячу миль. Лучше бы она устроила ему сцену, как другие женщины, с тоской думал Рафаэль. Тогда бы и он пришел в ярость и не чувствовал бы себя таким беспомощным, как теперь. Но Дреа никогда ни на кого не срывалась. Рафаэль не знал даже, способна ли она на это вообще.

Как-то раз он кому-то в шутку сказал, что она глубока, как чашка Петри, и вот теперь мечтал, чтобы его утверждение оказалось правдой.

Он посмеялся над ней, швырнул другому. Он принимал как должное и не ценил ее преданность. Любить – тяжкий труд, но быть любимым несравненно труднее, чужая любовь – штука коварная, накладывает постоянную ответственность за тех, кто тебя любит. Всего двенадцать часов назад он был свободным человеком. А теперь в плену чувств, цепи которых связывают его так надежно, словно выкованы из стали.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Рафаэль, принуждая себя подняться на ноги: нельзя же все сидеть и сидеть у ее постели, как последний идиот.

Дреа поколебалась несколько секунд, во время которых сердце Рафаэля екнуло, исполнившись надеждой, и наконец сказала:

– Немного поспать.

И Рафаэль понял, что ее медлительность происходила исключительно от усталости, а не от нерешительности.

– Ну тогда до завтра. – Он склонился над постелью и поцеловал Дреа в щеку. Двенадцать часов назад она бы повернула к нему голову, чтобы найти его губы, но теперь даже не шевельнулась. Не успел он выйти из комнаты, как она закрыла глаза.

Едва дверь за ним закрылась, Дреа широко распахнула глаза, и ее передернуло от омерзения. Она была хорошей актрисой, но знала, что сейчас не сможет сыграть достаточно хорошо, чтобы скрыть свои эмоции, попытайся он заняться с ней сексом. Еще одного раза она бы не вынесла. И точно не с ним. Нужно было исчезнуть до того, как дело действительно дойдет до секса, – Дреа не доверяла себе, опасаясь в решительный момент не совладать с собой.

  19