Матушкин голос журчал. И Кейрен отчаянно тосковал о кисло-горькой травяной дряни, которая подарила бы ему сон… впрочем, он подозревал, что и во сне у него не получится скрыться от леди Сольвейг. Она умела быть настойчивой.
- Не притворяйся, Кейрен. Я прекрасно понимаю, что ты не спишь. К слову, тебе нужно, наконец, умыться…
- Мама, я сам!
- Конечно, сам… я лишь немного помогу…
Возражать было бесполезно. И Кейрен смирился.
- Что в городе происходит? - он принял фарфоровую кружку с бульоном. И без возражений выпил с полдюжины перепелиных яиц, которые с детства искренне ненавидел.
- Ничего не происходит.
- Мама!
- Что, дорогой? Тебе вредно волноваться. И послезавтра мы уедем.
- Что?
- Конечно, я предпочла бы портал… но к сожалению, прилив не даст открыть. У меня от него мигрени, - леди Сольвейг произнесла это так, что Кейрен тотчас ощутил чувство вины за мигрени. - А дилижанс для тебя неприемлем…
- Я не уеду.
- Конечно, уедешь, дорогой, - матушка забрала кружку. - "Янтарная леди" отчаливает утром… жила предвечная, меня от одной мысли ужас берет, но я слышала, что этот… корабль безопасен.
- Дирижабль.
- Все равно.
- Мама, я остаюсь…
Его не услышали.
Глава 35.
Ульне умерла не сама.
Марта знала это совершенно точно.
Когда этот пришел, Ульне еще дышала. Она лежала, по-прежнему глядя в потолок, и глаза ее были открыты, а по щеке сползала нить слюны. Марта все время эту нить вытирала, но спустя минуту слюна вновь появлялась. И на кружевной подушке расплылось безобразное пятно.
Но не в этом дело.
А в том, что Освальд появился и, окинув комнату взглядом, велел:
- Выйди.
Вышла. Недалеко, в коридор, в котором бродила тенью Мэри Августа. В черном вся и с четками. Перебирает пухлыми пальцами, точно молится, но в выпуклых глазах ее - любопытство.
- Сдохла? - свистящим шепотом поинтересовалась она и, скрутив фигу, ткнула в дверь. - Вот тебе!
Сумасшедшая.
Как же быстро в Шеффолк-холле с ума сходят… и Марте стало невыносимо жаль, что ридикюль с печеньем остался в комнате. Печенье ее утешало.
- Я ее ненавижу, - доверительно произнесла Мэри Августа. - Это она все придумала!
- Что придумала?
Три вялых подбородка Мэри Августы дрогнули.
- Эту шлюшку подобрать… я сама могу родить! Я здорова!
Здорова.
Вот только Освальд, если и заглядывает в спальню жены, то изредка… тот, другой, в сером костюме, куда чаще, хотя это - тайна. Но тот другой - слабая замена, пусть и думает иначе. Мэри-Августе нужен Освальд, а ему на жену плевать. Впрочем, может и не в ней дело? Мэри Августа некрасива, конечно, но и до нее… а ведь и вправду… были ли у него женщины? И почему это вдруг стало важно?
- Он меня любит, - вцепившись в руку, заявила Мэри Августа. - Только меня! И теперь, когда старуха сдохнет, мы будем жить счастливо!
- Конечно, - Марта осторожно высвободила рукав.
А ведь и вправду недолго уже осталось. Не сегодня - завтра… послезавтра… и придется надевать черное, а Марта с рождения черный цвет не любила, нет в нем никакой радости.
…в Шеффолк-холле давно позабыли о том, что такое радость.
- Вот увидишь, - свистящий шепот Мэри Августы был полон ненависти. - Одна потаскуха сдохла… и вторая сдохнет… все сдохнут…
Ненормальная.
Сказать Освальду, чтобы запер ее?
…он открыл дверь и, глянув на Марту так, что сердце обмерло, велел:
- Зайди.
Зашла, на негнущихся ногах, вцепившись в измятые юбки, губу закусив, чтобы не заорать. А в комнате Ульне горели свечи… душно было…
- Ты выпустила? - он стоял, скрестив руки, разглядывая Марту со странным выражением лица.
- Я.
- Откуда узнала?
- Д-давно уже… Ульне… вонять начало… и в библиотеке планы старые…
…никто и никогда не следил за тем, что Марта читала. Они полагали ее глупой, и быть может, в чем-то бывали правы, ей и вправду куда больше нравились истории о любви, чем запыленные тома с чужими скучными мыслями, но…
- В библиотеке, значит, - он коснулся лица, и Марта выдержала прикосновение. - Планы старые… знаешь, это моя ошибка. Привык к тебе.
Не только он. Все привыкли к глупенькой Марте. Что старый герцог, что Ульне… и вот он теперь.
- А камеру чем?
- Он сам…
- Прыткий, значит. Сам… и дальше?