Особенно,... 
187 
- Скоро Освальд вернется, - Марта шла, опираясь на его руку, и страх исчез. Теперь она просто спешила. - Вы должны уйти до возвращения.
И бесконечная лестница закончилась в шкафу. Замок щелкнул, и Марта первой выглянула в комнату, убеждаясь, что ничего-то не изменилось.
Розы. Свечи. Ульне на кровати, все еще дышит, хотя больше похожа на мертвеца, чем на живую женщину.
…черный зев камина…
- Вы серьезно? - мальчишка осторожно отодвинул решетку и, вытянув шею, сощурился. Пытался разглядеть что-либо в угольной прокопченной черноте.
- Камины старые, с широкими трубами. В них и лесенку делали, чтобы чистить. На крышу выберетесь, а там…
Он согнулся и залез в камин, который не разжигали уже несколько дней. Вид огня заставлял Ульне метаться по кровати. Что она видела? Неужто ад, который ждет убийц?
- Спасибо, конечно, но… я не могу уйти один.
- Нет, - Марта не для того рисковала, его вытаскивая, чтобы позволить натворить глупостей. - Девочка спит. Очень крепко спит. А когда проснется, то… Освальд ее любит, не тронет.
Мальчишка зубы стиснул.
- Иди уже, - Марта опустилась на край кровати. - А то ведь Освальд не выпустит… ни тебя, ни ее.
- Спасибо вам. И передайте ей, пожалуйста, что я вернусь. Обязательно вернусь.
Передаст.
Если получится. Марта присела рядом с подругой и тихонько сжала ослабевшую вялую руку ее. Пальцы мелко подрагивали, а на запястье билась тугая темная жилка.
Пастора определенно вызвать надобно.
И пусть службу проведет… в храм ведь не выпустят… а молельня в доме имеется, некогда там красиво было, особенно алтарное покрывало Марте нравилось. Тонкая работа… его, верно, починить пора… и убраться, кто в этом доме вспоминал о Боге?
Никто.
Собственные мысли увлекли, и Марта очнулась лишь когда ее спросили:
- Как она?
- Мне жаль, - ответила Марта, глядя в белые равнодушные глаза Освальда. - Но она не поправится…
Глава 32.
Замок не поддавался.
Он был новеньким и сделанным хитро. И Таннис, уже не в силах сдержать ярость, пнула дверь. Проклятье! Она сутки уже мается, а за эти сутки…
…утро беспокойное.
И обед, который принес Освальд, кажется, догадался о том, чем занимается Таннис, но отбирать шпильки не стал. Бросил:
- Развлекайся, только… я ведь предупредил.
Предупредил.
И страх заставляет отступать от двери, и тут же вернуться.
Кейрен…
Бестолочь синехвостая… зачем он полез… невезучий… оба они невезучие, поэтому, должно быть, и сошлись… а теперь как?
Как-нибудь.
И ужин на двоих, Освальд рассеян, задумчив.
- Что случилось? - Таннис заставляет себя есть, хотя от запаха еды ее мутит. Но силы нужны.
- Мама умирает.
Едва не сказала, что мама его давным-давно умерла, но… смолчала. К чему злить?
- Мне жаль.
- Неужели? - он подхватил с тарелки кусок хлеба, принялся мять в пальцах, зло, с непонятным остервенением. - Мне казалось, что ты считаешь ее сумасшедшей старухой!
- Считаю.
Ложь он тоже наловчился чувствовать.
- Она и есть сумасшедшая старуха, но ты же ее любишь.
- Люблю.
- Почему, Войтех? - ей не хочется сегодня называть его тем, другим именем, которое его изуродовало, и он принимает правила игры.
- Почему… к слову, удивительно, но всех волнует именно этот вопрос… почему я делаю одно, но не делаю другого… почему люблю… или не люблю…
Шарик из хлебного мякиша выпал.
- Наверное, потому, что она была человеком, который отнесся ко мне по-человечески, - он откинулся в кресле. - Представь, что она почувствовала, узнав о смерти родного сына… нет, Тедди не стал ей говорить…
- Он умер…
- Вместо меня, Таннис. Кого-то должны были повесить, и Тедди показалось забавным… я тебе говорил, у него было специфическое чувство юмора.
Псих. И Ульне не лучше. Безумная семейка, которая свела с ума и Войтеха.
- И вот он привел меня в этот дом… знаешь, в первые дни я боялся, что вот сейчас меня выставят прочь. Нет, боялся - не то слово… мне было куда идти и чем заняться, но… Шеффолк-холл… ты его не слышишь, да?
Слышит. Скрипы и стоны. Шарканье ног старика, который бродит по полупустым коридорам с канделябром в руках. Он останавливается и бормочет, верно, сожалея об ушедших временах. Она слышит голубей за окном и голос старого запущенного сада, вой собак, треск огня в камине… безумное хихиканье Марты и щелканье четок его, Освальда, жены.
187 
