Лоб горячий.
Чересчур горячий. А пол холодный, Таннис же - босиком.
- Он тебя убьет, - она сама к нему тянется, к мокрым еще волосам, к коже, раскаленной пламенем. - Если найдет, то…
- Меня не так просто убить.
- Самоуверенный.
- Ага, - с ней легко соглашаться.
И сама она стала легкой, почти невесомой.
- Тебе надо в постель вернуться, - поясняет Кейрен. - Ты босая.
- Ты вообще голый.
- Извини, но я подумал, что пес с одеждой в зубах будет выглядеть… несколько подозрительно.
Она фыркает и шепотом на ухо, доверительным тоном, произносит:
- Синий пес сам по себе выглядит подозрительно.
У нее мягкий смех.
- Об этом я не подумал…
- Мне кажется, ты вообще не думал… что ты делаешь?
- Греюсь.
- В моей кровати?
- Ну не у камина же мне дальше торчать, я, как ты правильно заметила, в неглиже…
Пуховое тяжелое одеяло, которого вполне хватит на двоих, и Кейрен обнюхивает его, и подушки, которых на этом ложе с полдюжины, и простынь…
Чужой запах.
Тонкий.
Не тот, который привел бы в бешенство, но ревность, холодная, злая, ослепляет.
- Кейрен? Успокойся, Кейрен… я… между мной и им ничего не было. Он просто приходит. Поговорить.
- По старой памяти? - злость тяжело проглотить.
…тянет швырнуть простыни в пламя, скормив ему и одеяло, и треклятые подушки, и самого хозяина Шеффолк-холла.
- Ну же, Таннис, признайся, он твой старый знакомец, верно?
Она отворачивается.
- Посмотри на меня!
И отодвигается, упираясь ногами в перину. Ноги проваливаются, а рубашка ее задирается выше, она перекручивается, стесняя в движениях. Достаточно толчка, и Таннис падает на спину.
- Слезь с меня!
- Поймал, - Кейрен перехватывает ее руки, прижимая к кровати. - Ты моя и только, ясно?
Этого, чужого запаха, на ней нет.
- Отпусти.
- Ни в жизни, - ее собственный, такой родной, знакомый, будоражит кровь. - Таннис…
- Чего ты от меня хочешь? - она вдруг перестает сопротивляться. - Очередного свидетельства, да? Чтобы я дала показания?
- А ты дашь?
Молчание.
- Значит, нет. Из-за страха?
По ее глазам читать легко, вот только прочитанное заставляет руки разжать и отстраниться. Как сказал полковник? Все влюбленные - немного идиоты? И Кейрен ничем не лучше остальных.
- Не из страха.
- Кейрен…
Она садится и подвигается ближе.
- Скажи, что ты хочешь от меня услышать? Он… да, я знаю, что Войтех преступник. И что виселицу он, наверное, заслужил.
- Наверное?
- Хорошо, заслужил. Но… проклятье, я не могу вот так… он запутался, Кейрен.
Ее рубашка съехала с острого плеча, которое Таннис прикрыла ладонью.
Родная.
Близкая. И все-таки далекая.
- Или я запуталась. Я понимаю, что он враг, что убьет меня, как только заподозрит… не важно, если ему даже примерещится предательство, то убьет.
- Тогда почему?
- Потому что… потому что я помню его другого, - она почти кричит и сама же спохватывается, зажимает рот. - Другим. Настоящим. И тот другой, он никуда не ушел… он ведь мог убить меня сразу, но…
- Старая любовь не ржавеет.
- Ты ревнуешь.
- Таннис, конечно, я ревную.
Сжатые кулаки. Тонкие запястья и косточки торчат. Кейрен целует эти косточки, и гладит смугловатую кожу, которая холодна.
- Ты моя женщина, и мне неприятно, что ты заступаешься за ублюдка, по которому давным-давно виселица плачет. Нет, я понимаю, что у вас общее прошлое, но…
- Ты тоже похудел.
- Не меняй тему.
Хмыкает и осторожно устраивает голову на его плече.
- Я не хочу его предавать, понимаешь? Просто не хочу… не ради него, ради себя, Кейрен. Когда-то он много для меня сделал, и теперь тоже… не рычи, я не то имею в виду. Он друг и… наверное, все-таки больше друг. Он обещал отпустить меня. Потом, когда все закончится…
- Для кого закончится?
Подтянув одеяло, пусть и пахнущее другим, но теплое, Кейрен закрутил в него Таннис.
- Не знаю. Мне… было не очень хорошо.
- Я вижу.
- Нет, просто… ты же не знаешь, и…
- Не знаю, но я кольцо купил и выходи за меня…
Не услышала, отмахнулась. И наверное, как-то иначе надо предложения делать, а Кейрен не умеет. И Таннис, закрыв ему рот рукой, сама говорит.
- …я не умею говорить такие вещи, - она тихо всхлипнула и прошептала. - Я беременна.