Последние отзывы

  21  

— Каждый в свою очередь! Всем хватит. А первым буду я, ваш вожак. Ну-ка, разложите ее!

В мгновение ока Катрин была опрокинута на груду гнилой соломы, с раскинутыми руками и ногами, которые были крепко прижаты к полу. На мгновение она онемела от ужаса, но внезапно силы вернулись к ней, и она закричала во всю мощь своих легких, пытаясь вырваться из обхвативших ее рук:

— Как вы смеете! Отпустите меня! На по…

Грубая ладонь с размаху закрыла ей рот. Она укусила эту руку, и колченогий, грязно выругавшись, дал ей пощечину, от которой она едва не лишилась чувств. Однако ей удалось издать еще один вопль, прежде чем грязная рука вновь вдавила ее голову в солому. Она задыхалась, моля Небо только о том, чтобы умереть. Колченогий ощупывал ее тело, обмениваясь грубыми шуточками со своими дружками. Слезы обожгли ей глаза. Мысль, что ее возьмут силой эти подонки, была невыносимой. Внезапно какой-то вихрь пронесся над ней, и она почувствовала, что адский круг вокруг нее распался, будто по мановению волшебной палочки. По подвалу метались тени, слышались проклятия, вопли и стоны. Что-то загромыхало, подобно грому, и над головой Катрин раздался яростный голос:

— Гнусные твари! Я из вас мозги вышибу!

Катрин была настолько потрясена, что даже не удивилась, узнав Готье. Он обрушился на проходимцев, словно ураган и теперь от души молотил их своими огромными кулаками. Бандиты отлетали с разбитыми лицами, вышибленными зубами и сломанными ребрами. Лежа на соломе, беспомощная, будто новорожденный младенец, Катрин следила за схваткой, думая, что больше всего Гостье напоминает жнеца, швыряющего на телегу снопы. Ей показалось также, что у дверей маячит какой-то красноватый силуэт. Нормандец бросал одного за другим поверженных оборванцев, а тот вытаскивал их наружу. Вскоре у Готье остался только один противник — колченогий вожак. Он был, конечно, не так силен, как нормандец, но много превосходил того в озлобленности. Растопырив пальцы, хромой бросился на своего врага с намерением проткнуть глаза, но великан с необыкновенным проворством выставил вперед ногу и ударил колченогого в лицо с такой силой, что Катрин показалось, будто хрустнули кости. Вожак отлетел в угол, дернулся и затих. Он был мертв. Вместо лица у него была кровавая каша.

Катрин, привстав, огляделась и увидела, что в подвале больше никого нет, кроме нее и Готье. Осознав, что раздета до нитки, она стала глазами искать свою одежду, обнаружила ее в углу и хотела было встать, но в это время нормандец опустился перед ней на колени. Грудь его вздымалась, словно кузнечные мехи, дыхание было тяжелым и учащенным — и причиной тому была не только недавняя схватка. Он пожирал глазами обнаженное тело молодой женщины с такой жадностью, что ее снова обуял страх. В глазах своего спасителя она прочла ненасытное вожделение, очень похожее на похоть этих зверей в человеческом обличье, которых он обратил в бегство. Дрожащей рукой она попыталась оттолкнуть его, но он застыл, словно каменное изваяние. Отчаяние охватило Катрин. Ей вспомнились предостережения Сары, и мысленно она ругала себя за глупость. Доверилась совершенно незнакомому человеку и оказалась теперь в полной его власти. Еще мгновение, и он набросится на нее, чтобы утолить свое желание, и на этот раз ее ничто не спасет. Кто может воспротивиться такой мощи?

Да и сил бороться у нее уже не осталось. С тихим стоном она упала навзничь, ожидая неизбежного. Однако, когда его рука, робкая, дрожащая, удивительно нежная, несмотря на грубые мозоли, легла ей на бедро, она будто очнулась, ощущая какое-то непонятное томление. Она пролепетала слабым чужим голосом, который сама бы едва признала за свой:

— Нет! Умоляю тебя, Готье! Не надо…

Нормандец немедленно отнял руку. Его стала бить дрожь. Он неотрывно смотрел на Катрин, и мало-помалу в глазах его появилось осмысленное выражение. На какую-то секунду в них промелькнуло сожаление, затем он поклонился до земли, взял в ладони босые ноги Катрин и благоговейно приложился к ним губами.

— Простите меня! — прошептал он. Через мгновение он уже был на ногах, такой же, как всегда, полностью владея собой.

— Я передам вам одежду, госпожа Катрин, — произнес он самым естественным тоном, — и подожду за дверью, пока вы оденетесь.

Швырнув ей без особых церемоний платье и сорочку, Готье двинулся к выходу, где по — прежнему маячил красный силуэт.

— Пошли! — сказал он. — Сейчас она выйдет.

  21