А в это время Шабо купался в счастье. Его свадьба была назначена на 14 октября – или 5 вандемьера. За несколько дней до этого радостного события он поднялся на трибуну в Якобинском клубе, чтобы объявить о предстоящем бракосочетании и пригласить собравшихся присутствовать на церемонии и на гражданском банкете.
– Я предупреждаю, что ни один священник не испортит моей свадьбы! – раздавался его громовой голос. – Все документы будут оформлены в муниципалитете. Приглашенные должны прийти к восьми часам, чтобы к девяти все было закончено, потому что я намерен быть на очередном заседании. Жена сказала мне, что перестанет любить меня, если узнает, что я пропускаю заседания в Якобинском клубе или в Конвенте.
Эта исполненная благонадежности речь была встречена гробовым молчанием, которое не сулило ничего хорошего. Дело в том, что перед тем как пригласить гостей на свадьбу, бывший монах не нашел ничего лучше, как объявить о сумме приданого, которое дают за его невестой. Двести тысяч ливров! Нищий станет богачом! Он сразу нажил себе новых врагов – особенно после того, как тут же завел свою обычную песню о достойном гражданине без страха и упрека, бедном, но честном.
Тем не менее некоторые якобинцы, прельщенные перспективой банкета, решили присутствовать на этом странном бракосочетании монаха-расстриги и австрийской миллионерши. 14 октября, после краткой гражданской церемонии, все отправились в особняк Фреев, где и начался пир...
Делоне и Жюльен Тулузский были в числе приглашенных. Бац прислал молодоженам подарок, но на свадьбу не пришел – «болезнь отца» стала предлогом для его срочного отъезда в Гасконь. Его присутствие было необязательно: решающий удар, согласно заранее продуманному плану, должен был быть нанесен без него.
После сытного обеда Делоне отвел новобрачного в сторону и предложил ему новое прибыльное дело. Речь шла о поддержке в Конвенте идеи ликвидации сорока тысяч акций «Индийской компании». Делоне объяснил, что собирается внести это предложение по приказу де Баца, а барон всегда чувствует, где пахнет прибылью.
«Индийская компания» была создана еще в 1717 году и прекратила свое существование в 1769-м в связи с Семилетней войной. В 1785 году компанию возродил Людовик XVI, но на совершенно новых условиях. Компания стала сугубо коммерческой организацией, не наделенной ни военными, ни политическими полномочиями. Освобожденная от военного бремени и получившая на семь лет монополию на торговлю со всеми странами, расположенными за мысом Доброй Надежды, «Индийская компания» процветала. Бац, его друг д'Эпремениль и аббат д'Эспаньяк являлись основными держателями акций. Разумеется, с началом революции компания потеряла свои привилегии, но все же продолжала приносить прибыль.
– Мы могли бы получить огромные деньги, – говорил Делоне. – Особенно ты. Тебе ведь, очевидно, не слишком приятно входить в этот дом на правах бедного родственника. А на этом деле ты мог бы при нашей поддержке разбогатеть по-настоящему.
– Я ничего лучшего и не желаю. Но все-таки мне непонятно, как тут можно разбогатеть?
– Нет ничего проще. Я сейчас тебе все объясню. Я предложу ликвидировать компанию, это вызовет ужас у пайщиков и руководства. Акции резко упадут, и Бац с Бенуа скупят их по бросовой цене. Затем мы предложим компании два варианта постановления – один будет более мягким, второй более жестким – и скажем: «Выбирайте! За выгодный для вас проект надо заплатить столько-то!» Разумеется, они выберут нужный нам вариант, и мы получим свою прибыль. Как видишь, схема очень простая.
Как только с Шабо начинали говорить о деньгах, он становился на удивление сообразительным. Он ухватился за идею обеими руками, объявил, что он тоже «в деле», и отправился к своей восхитительной Леопольдине, поскольку теперь наконец мог по праву занять место в ее позолоченной кровати. Но Шабо не знал, что в тот же день в Якобинском клубе, куда он, разумеется, не вернулся, Эбер, ядовитый редактор «Папаши Дюшена», жестоко высмеивая его, пустил в обиход прозвище «Австриячка Шабо».
Это могло бы остаться всего лишь злобной шуткой, если бы не страшное событие, которое придало этой шутке угрожающий характер. В тот самый час, когда Шабо возвращался из муниципалитета на улицу Анжу со своей молодой женой в окружении друзей, королева, которую в народе тоже называли «австриячкой», впервые предстала перед революционным трибуналом. Начался один из самых позорных процессов в истории, и именно Эбер выдвинул против сломленной отчаянием матери самое отвратительное обвинение. Судьи утверждали, что Мария-Антуанетта сожительствовала со своим малолетним сыном...