И он этого не пожелал.
Тут она сообразила, что гости собираются домой. А она сидела все это время погруженная в свои мысли!
— Надеюсь, что скоро встретимся, — сказала она любезно, обращаясь к Андреасу, который столь блестяще вписывался в ряд владельцев поместья Липовая аллея. Тенгель в каком-то отношении был самим собой, а его сын Аре, внук Бранд и правнук Андреас привязались к земле, стали дородными, добродушными и покладистыми. Они никогда не шумели, не беспокоились ни о чем. С достоинством они держались в стороне от всяких встрясок, чувствуя за собой крепкую опору.
Андреас был старше Габриэллы на год. Когда они встречались, то говорили только о повседневной жизни. Нервы, пораненные чувства и другое подобное, было вне понимания Андреаса. Об этом можно было говорить с Маттиасом. Но это можно и отложить. Сейчас она хотела бы остаться одна.
Ей предоставили комнату на втором этаже в конце коридора. Комната бабушки была в этом же коридоре, здесь располагались и комнаты трех приемных малышей. Эли спала в комнате рядом с Габриэллой. А Калеб жил рядом с Маттиасом — в той части дома, которая принадлежала Таральду. Габриэлла в беспокойстве улеглась на кровать. Ее охватило слабое волнение. Почему? Понять этого она не могла.
Но оказалось, что нервы расшатались не настолько, чтобы она в первую ночь не могла уснуть, как убитая, хотя и убеждала себя, что, будучи такой несчастной, не сможет заснуть.
11
На следующий день ее решительно и довольно жестко включили в работу с детьми.
— Но мне необходимо отдохнуть, — жаловалась она.
— Чтобы вновь размышлять о Ваших оскорбленных чувствах? — спросил Калеб. — Ну нет, спасибо!
Лив бодро сказала:
— Возьми-ка эту овсяную кашу, Габриэлла, и попытайся покормить Эли!
— Если она не хочет каши, — промолвила Габриэлла, — значит, может обойтись и без нее. Я не хочу потакать ничьим прихотям.
— Дело не в этом, — терпеливо сказала Лив. — Попробуй, будь добра.
Мученически вздохнув, Габриэлла отправилась в комнату маленькой девочки, которая продолжала лежать так же, как и раньше, выставив кончик носа из-под пухового одеяла.
— Вот тебе каша, — сказала Габриэлла, изобразив на лице нечто похожее на улыбку. — Ешь!
Девочка не пошевелилась. Только с испугом смотрела на нее.
— Господи, — воскликнула нетерпеливо Габриэлла, — у меня нет времени стоять здесь целый день. Сядь!
Эли сделала легкое движение головой, пытаясь ее поднять, но та снова упала на подушку.
— Ах, так! — Габриэлла решила поднять ее и схватила за плечи, одной рукой обняла предплечье и тут же остановилась.
— Боже мой! — прошептала она. Руки девочки были тонки, как щепки. Плечи — кожа и кости, а лопатки поднялись будто крылья.
— О, дорогое дитя!
Габриэлла снова положила девочку.
— Так… Но все же мы тебя накормим, вот увидишь. Только лежи спокойно, я все сделаю.
Живя дома под крылышком родителей, Габриэлла никогда не ухаживала за детьми. А сейчас она одной рукой приподняла голову Эли, осторожно вложила ей в рот ложку каши. Девочка послушно, но с большим напряжением проглотила, однако она явно была напугана присутствием Габриэллы.
— Я не ударю тебя, если ты так думаешь, — кротко сказала та. — Но как твоя мама позволила довести тебя до такого состояния?
Эли смотрела на нее своими телячьими глазами.
— У тебя, может, нет мамы?
Девочка слегка покачала головой.
— А отца?
Наконец Эли попыталась что-то сказать.
— Дедушка, — как бы извиняясь, прошептала она.
— Но… он, наверное, старый?
Эли кивнула головой.
— Больной, — прошептала она с сожалением.
— А кто готовит для тебя?
— Я готовлю для… хозяйки Нюгорд, — прошептала девочка. — Но я больше не могла. Как она хотела. Она разозлилась на меня.
Габриэлла, которую мучила совесть, закрыла глаза.
— Отныне никто не будет на тебя злиться, — сказала она. — Прости меня за мое ворчание!
Эли вопросительно посмотрела на нее.
— Неужели у тебя тоже нет никого, кто бы любил тебя?
— Нет, но это ничего, — застенчиво сказала Габриэлла, перед которой в ее несчастье внезапно мелькнул светлый луч. — У меня много друзей. Только один человек отказался от меня.