Не успели Кат и его духи оправиться от шока, как таран-гайцы штурмовали вершину горы и повалили жуткую изгородь с мумифицированными жертвами. И в следующий миг окружили Ката, обратив к нему ладони, и мощный, раскатистый хор голосов стал произносить заклинания.
Он завопил. Он звал на помощь, но было уже поздно. На глазах у Габриэла он скрючился и превратился в высохшую мумию, совсем как его жертвы. Но он по-прежнему был живым. Он жил еще достаточно долго, чтобы почувствовать свою беспомощность и свое унижение, чтобы увидеть, как Вассар и Орин поставили на место изгородь, сняв с нее всех несчастных мумий и на их место повесив его самого. Потом все шаманы повернулись к изгороди и принялись читать заклинания, сливая свои голоса в мрачный, монотонный хор. Кат ничего не мог поделать. Его иссохшее лицо сморщивалось в диких гримасах, но, несмотря на все его усилия, он вынужден был смириться с тем, что вся изгородь и ее мрачное украшение — он сам — превратились в ничто.
Когда с Катом было покончено, они услышали жалобный вздох восточных демонов, которые с еле слышным писком исчезли, растаяли в тумане.
Таран-гайские шаманы молча наблюдали за происходящим.
Потом все разом повернулись к Габриэлу.
— Спасибо, — сказал их предводитель Сармик. — Спасибо, мальчик! Ты дал нам именно ту передышку, которая требовалась, чтобы получить перевес!
Общими усилиями они переправили несчастные жертвы Ката на вершину горы и завалили мертвецов камнями. При этом они пели удивительные гимны в честь тех, кто выстрадал такую судьбу во время пребывания Ката на земле. Все это показалось Габриэлу таким прекрасным, что ему захотелось положить на их могилу цветок, но в это время года цветов уже не бывает. Вся земля покрыта инеем. Он прочитал над усопшими маленькую христианскую молитву, которой его научил его дед Абель. Это, в любом случае, не повредит им.
Когда они перестали петь, оказалось, что пение продолжается! Но это поют другие, и мелодия не такая красивая.
То, что они слышали, было дикими, жуткими, колдовскими заклинаниями, доносившимися с вершины, скрытой в тумане.
— Кат-гиль, — прошептала Тун-ши. — Это заклинания Кат-гиля!
— Как всегда, он грозит кому-то бедой в Таран-гае, — сказал Ину.
— Мы теперь не в Таран-гае, — попыталась возразить Стьерне.
— Мы могли бы проскользнуть мимо него, — предложил Хиир. — По склону горы.
— Зачем это нам нужно? — сухо сказала Тун-ши. — Мы здесь для того, чтобы проложить путь избранным из рода Людей Льда, других целей у нас нет.
— Да, конечно, — согласился Хиир. — Я сказал глупость.
Было ясно, что маленьким таран-гайцам не по себе. Гордость победы над Катом стала уступать место новому страху.
Без особого рвения они спустились с вершины и направились туда, откуда доносился звук.
— Кат-гиль намного опаснее, — сообщил Map Габриэлу. — Его заклинания несут в себе смерть.
Габриэл хотел было сказать, что все здесь и так мертвые, но вспомнил слова Тун-ши: таран-гайцы опасались за свои души. Они не хотели, чтобы им угрожали Шама или Великая Пасть.
Чем ближе они подходили, тем яснее доносилось пение. Звуки эти носили бесспорно злобный характер. Они были гортанными, агрессивными. Шаги таран-гайцев становились все более медленными и нерешительными.
Из тумана показалась еще одна вершина. Еще один жертвенный костер. Возле него, скрестив ноги и положив на них руки, сидел Кат-гиль. Голова его была запрокинута назад, режущие слух звуки возносились к небесам.
Вдруг он замолк. Его страшное лицо повернулось к ним. Кат-гиль был ярко выраженным меченым, это всем было видно. Но оно нисколько не стыдился своей внешности, напротив, он явно гордился ею. Его рот презрительно искривился, когда он увидел группу, приближающуюся к нему.
Внезапно он встал, словно вдруг вырос, и его злобный взгляд остановился на Вассаре. Снова послышалось пение, торопливое, ожесточенное, буйное.
Вассар остановился на миг, схватился за грудь, согнулся пополам. В следующий миг Тун-ши закричала.
Позади Кат-гиля показалось другое существо. Ужасающая фигура, бесформенная, словно вышедшая из каких-то доисторических времен, с черными, спутанными волосами, доходящими до живота и скрывавшими его лицо.
Габриэл видел изображение предков человека — и у него в памяти всплыло слово гуманоид — нечто среднее между обезьяной и человеком. Этот человек был явной пародией на свою собственную расу. Лицо его больше раздавалось в ширину, чем в длину, череп был плоским, глаза — едва заметными, узкими щелочками.