Тут мистическое пение прекратилось. Вильяр сделал глубокий вдох и выпрямился.
— Значит, мы должны продолжить путь? Мы впустую тратим время, если должны успеть до наступления зимы.
— Наши лошади, — напомнила ему Тула.
— Да, в самом деле!
Вильяр спешился и подошел к ее коню. Из нижней стороны края седла он вынул маленький гвоздь или, скорее, штифт. Затем он освободил от подобного же и лошадь Хейке. Белинда размышляла о том, было ли у нее достаточно одежды для зимы. И хватит ли еды. У нее с собой не было денег.
Когда они все четверо скакали на север, Хейке тихонько спросил Тулу:
— Должна ли ты брать их с собой? Не было бы лучше повернуть их мысли домой?
— Это гораздо лучше, — легкомысленно сказала Тула. — Потому что у Вильяра — юношеская сила и смелость. И с постоялыми дворами становится практично. Ты и Вильяр можете размещаться вместе, а Белинда со мной.
— Да, этой ночью ты была грешной тварью, Тула, заняв самую большую комнату гостиницы. Но Вильяр и Белинда не могут попасть с нами в долину!
Тула не ответила на это. Только улыбнулась легкомысленно и зловеще. Она, Тула, выглядела очень импозантно, когда сидела верхом, стройная, с прямой спиной и внешностью тридцатилетней женщины. Моложавая, модная и опасно соблазнительная для мужчин, которых они встречали в гостинице. Она не относилась к самым красивым из Людей Льда, но обладала почти гипнотическим личным обаянием, от которого у людей захватывало дыхание. Белинда наблюдала за ней с восхищением, смешанным со страхом. Она никогда не видела подобную сильную личность. Но ей не нравился необузданный блеск в глазах Тулы.
Лишь через несколько часов Вильяр очнулся от своей непонятной безвольности. Он обнаружил, что был на пути на север вместе с другими и что он сам этого хотел! Но как это случилось, он не помнил.
Они ехали день за днем. Белинда сидела теперь на подушке, пока подживали ее раны. Скоро она действительно хорошо обучилась искусству верховой езды. Уже в первый вечер Белинда поняла, что делила гостиничный номер с ведьмой. Тула последней улеглась в постель и забыла погасить лампу, стоявшую у двери. Щелчка пальцами было достаточно, чтобы решить проблему. Сначала Белинда была потрясена и не смела высунуть голову из-под одеяла. Но Тула была с ней приветлива, хотя порой резка, и они стали добрыми друзьями. То есть, одна из сторон была почтительна и зачастую насмерть перепугана.
И все же дружить с Тулой было хорошо. Хейке порой злился на нее, потому что она пользовалась своими колдовскими фокусами без надобности, но Тула больше не обращала на это внимания. «Я не делала этого целых 30 лет», — отвечала она. И делала, как ей хотелось. Например, когда в номер дам вошел пьяный мужчина и начал приставать к Белинде, Тула пробормотала что-то, причем глаза ее метали искры, и бедняга издал вопль и выскочил во двор в направлении отхожего места. Но для всех было очевидно, что он выбежал слишком поздно.
Или, когда одна женщина попыталась украсть у Вильяра кошелек, Тула была настороже — женщина вскрикнула и рванула руку к себе. Напрасно озиралась она вокруг, ища плетки, которая ударила ее по пальцам. Помощник ленсмана видел эту сцену и задержал женщину, не тревожась о том, что она городила про колдовство и дьявольское отребье.
Мужчины, пытавшиеся обольстить саму Тулу, горько об этом сожалели. Она просто уходила, шипя проклятия. Результаты были различными, потому что она забавлялась, испытывая новые образцы колдовства. Случалось, что мужчина вел себя, как умалишенный, и его приходилось уводить. А другой начинал прыгать, будто все его тело кусали муравьи. Либо кто-то начинал раздеваться, вызывая большое возмущение.
Неудивительно, что Хейке сердился!
Однако Белинда разговаривала в основном с Вильяром, несмотря ни на что. Льстило ли ему такое обхождение или нет, она об этом не знала. Они, четверо, пережили многое вместе и стали друг другу ближе. Они наслаждались великолепными видами, открывавшимися с вершин и горных цепей, они рассказывали забавные эпизоды из своей жизни. Они могли позволить себе проявить усталость или раздражение. У них было много приятных и неприятных впечатлений, они встречали людей — обычных, славных, странных, трагических или смешно самонадеянных. Их самих встречали неуверенно, порой настороженно, но всегда почтительно. За исключением тех, кто был слишком отупевшим, чтобы разбираться в человеческом характере.