Он только отдувался при мысли о Белинде. Вытирал ладони.
Герберт открыл дверь в детскую…
Белинда испуганно обернулась. Ребенок только что уснул, и она торопилась собрать детскую одежду и белье и прибраться. Но слишком поздно — вошел он.
— Я думала, вы больны, господин Абрахамсен, — прошептала она. Он облизал губы:
— Мне сейчас гораздо лучше. Есть… кое-что, о чем я хотел бы рассказать тебе, Белинда.
— Пожалуйста!
— Не здесь, — нетерпеливо прошептал он. — Выйдем в холл!
Белинда отложила детские вещи и вышла вместе с ним. Герберт отпустил в тот вечер прислугу, но Белинда об этом не знала. Она знала только, что в верхнем холле было не опасно: здесь ходило много народу.
— Пойдем! Сядь здесь, — заикаясь, произнес Герберт и указал на маленькую жесткую софу. Белинда послушалась, присела на самый краешек и попыталась не обращать внимания на то, что он положил свою руку на спинку софы.
— А теперь, Белинда, ты услышишь нечто удивительное. Мне ночью приснился такой вещий сон. О Сигне.
Она резко повернулась к нему.
— Сигне? — спросила она испуганно. Чуткая совесть Белинды пробудилась после дремоты, продолжавшейся несколько дней. «Ах, родная моя!» Она вообще не думала о Сигне в последнее время. О, как ужасно с ее стороны забыть свою бедную сестру!
— Да, о Сигне, — вздохнул Герберт с трагической миной. — Она пришла ко мне в ночной темноте… Впрочем, наверное, лучше, чтобы ты видела, где именно она стояла…
Он встал и пошел к своей двери. Белинда, точно загипнотизированная, последовала за ним, Если здесь была Сигне, то она хотела бы знать больше. Подумать только, может быть, Сигне была на нее сердита?
Герберт открыл дверь и пропустил Белинду в свою комнату. Там стоял тяжелый тошнотворный запах духов, масла для волос и непроветренного мужского жилья. На мгновенье Белинда задохнулась от этого запаха, но овладела собой. На столе чадила одинокая лампа.
— Она стояла здесь, — показал Герберт с наигранным драматизмом. — Именно здесь. А я лежал в постели.
Белинда попыталась представить себе эту сцену.
— Сигне сказала что-нибудь?
— Еще бы! Ах, Белинда, поэтому я и хотел поговорить с тобой сейчас!
Ее мучила совесть. Что же она сделала не так?
— Наша дорогая Сигне смотрела на меня так нежно, можешь мне поверить. А затем она сказала: «Любимый Герберт, так больно смотреть, как ты страдаешь от одиночества! Я хочу, чтобы ты поговорил с моей сестрой Белиндой».
— Вот как? — боязливо сказала Белинда. Сейчас она полностью вернулась к своей самоуничижительной роли.
— Да. Это было так, — торжественно подтвердил Герберт. — Она хотела, чтобы ты была добра со мной. Угождала мне.
— Но… я действительно пытаюсь быть доброй, — жалобно произнесла Белинда. Неужели Сигне не была ею все-таки довольна? — И я постараюсь делать так, как вы этого хотите, господин Абрахамсен.
— Это не все, Белинда, не все! Сигне просила меня передать привет и сказать, что когда я так одинок, то ты должна быть на месте Сигне.
— Как это вы представляете, господин Абрахамсен?
Фу, глупая телка, неужели она ничего не соображает?
— Я полагаю, ты должна быть на месте супруги. Это была воля Сигне.
Белинда пыталась понять.
— Ходить всюду с ключами и все такое? Но ведь они же у фру Тильды.
— Нет, нет, я не имею в виду ключей. Я имею виду, ты должна быть добра ко мне.
Она лишь смотрела на него боязливо и вопросительно.
— Может быть, подарить мне сына, — не оставлял он своих попыток.
Они не попадали в благодатную почву, он это видел. Она казалась все более озадаченной.
— Нет, не надо сына, — быстро поправился он. — Только доставлять мне удовольствие.
Казалось, ей хотелось убежать. Это не должно было случиться теперь, когда он, можно сказать, заманил ее в ловушку.
— Дай мне дотронуться до тебя. Этого хотела Сигне.
Он осторожно положил руку на ее плечо. Запах застаревшего пота вынудил Белинду отстраниться.
— Нет, нет, это не опасно, только приятно. Приятно! Сигне всегда это нравилось, вот так. А я легко гладил ее грудь.
«Оооо, у нее чудесная грудь! — думал Герберт. — Такая соблазнительная, что мужчина мог бы расплавиться, как воск!»