168 
Он снова закашлялся, вздрагивая от боли. А потом в агонии попытался кричать, скручиваясь клубком на земле и прижимая руки к животу: так он пытался предотвратить очередной судорожный приступ кашля.
– Дыши.
Ричард считал тот навязчивый голос, доносившийся, по-видимому, из какого-то потустороннего места, не иначе как голосом безумия. Он делал все, что только мог, лишь бы не дышать. Делал осторожные, неглубокие, крошечного объема вдохи, чтобы не допустить новый мучительный приступ кашля.
– Дыши.
Он не знал, где сейчас находится, но это никак и не заботило его. Все, что сейчас имело значение, это ощущение удушья. И он не хотел дышать, несмотря на то, что отчаянно в этом нуждался. Ощущение это было столь гнетущим и столь болезненным, что не только приводило в полное смятение его разум, но и всецело захватило его. И казалось, что лучше смерть, чем это затянувшееся ощущение.
Ричард даже не хотел шевелиться, потому что с каждой проходящей минутой легче становилось не дышать. И казалось, что если удастся удержаться от дыхания чуть-чуть дольше, то там, где-то за гребнем темного холма, маячившего впереди, закончатся и боль, и страдания. Он тщательно старался лежать абсолютно спокойно, надеясь, что вращение мира остановится прежде, чем его вырвет. Он не мог даже представить, насколько это опасно для него. И если он пролежит без движений еще немного, тогда все страдания исчезнут. Если он сможет просто вот так неподвижно лежать, тогда просто-напросто исчезнет все.
– Дыши.
Он не обращал внимания на этот далекий, вкрадчивый голос. Его разум медленно уплывал в прошлые времена, когда ему довелось вот так же тяжело страдать. Это было, когда Денна захватила его, заковала в цепи и, совершенно беспомощного, оказавшегося полностью в ее власти, пытала, причиняла ему боль, пока он не обезумел от пыток.
Тем не менее именно Денна научила его терпеть боль. Он даже представил ее, стоящую где-то рядом, следящую за ним и поджидающую, чтобы удержать его на грани смерти. Были времена, когда, находясь с ней, он добирался до гребня далекого темного холма и начинал опускаться по другую его сторону. И когда случалось такое, Денна оказывалась там как раз в нужный момент и, приложив свой рот к его рту, принудительно вдыхала в него свою жизнь. Она управляла не только его жизнью, она управляла и его смертью. Она забирала все. Даже собственная смерть не принадлежала ему; она принадлежала ей.
И вот сейчас она снова следила за ним. Ее серебристое лицо приблизилось, присматриваясь к нему. И было интересно, будет ли ему дарована смерть или она вновь поднесет свой рот к его рту и…
– Дыши.
Ричард был в замешательстве. Ведь Денна вовсе не была похожа на серебристую статую.
– Тебе нужно дышать, – говорил тот же вкрадчивый голос. – Если ты не будешь дышать, то умрешь.
Ричард прищурился, уставившись на это прекрасное лицо, мягко освещенное холодным лунным светом. И попытался втянуть чуть больше воздуха в легкие.
А затем плотно зажмурил глаза.
– Это вызывает боль, – прошептал он, тратя весь запас воздуха от неглубокого вдоха.
– Ты должен. Это дает жизнь.
Жизнь. Ричард даже не знал, хочет ли жить. Он был таким усталым и таким истощенным. И смерть казалась такой заманчивой. Не будет больше борьбы. Не будет боли. Не будет отчаяния. Не будет одиночества. Не будет слез. Как не будет и мук и страданий из-за потери Кэлен.
Кэлен.
– Дыши.
Но если он умрет, кто поможет ей?
Он сделал более глубокий вдох, проталкивая воздух в легкие, несмотря на обжигающую мучительную боль. И думал только об улыбке Кэлен, а не о боли.
Он сделал еще вдох. На этот раз еще более глубокий.
Серебристая рука осторожно поглаживала сзади по его плечу, словно подбадривая в мучительной борьбе за жизнь. Лицо, наблюдавшее за его усилиями, выглядело печальным и полным сочувствия.
– Дыши.
Ричард кивнул, сжимая кулаки и задыхаясь от обжигающей прохлады ночного воздуха.
Он откашлялся бледной красноватой жидкостью со сгустками крови, имевшей металлический привкус. И сделал очередной вдох, давший ему силы выдавить наружу еще больше жидкости, жгущей его легкие. Некоторое время он лежал на боку, попеременно вдыхая воздух и исторгая с кашлем текучую жидкость.
Снова вдохнув, пусть и прерывисто, он перевалился на спину, в надежде, что окружающий мир от этого прекратит вращаться. Он закрыл глаза, но стало только хуже, потому что к вращению добавилось ощущение, что его переворачивает, словно он скатывается по склону. Его живот скрутило на грани извержения содержимого.
168 
