Но вот однажды вечером, едва он успел пристроить свое изболевшееся тело на каменной скамье в поисках сна, все меньше и меньше восстанавливавшего его силы, в камеру вошел черный тюремщик, положил ему на плечо тяжелую руку, без труда, как ребенка, поднял его на ноги, а затем указал на дверь, за которой поблескивали кривые сабли двух стражников. Он шагнул за порог, и они частично проделали в обратном направлении путь, которым он прошел... сколько же времени назад это было?
Его привели в большой зал судебных заседаний, как ему показалось — заполненный толпой, над которой, словно барашки волн, пенились разноцветные тюрбаны. В самой глубине этого зала располагалось устланное ковром возвышение, и там, на чем-то вроде золотого подноса на очень коротких ножках с невысокой оградкой, восседал Саладин. Под его скрещенными ногами виднелась лежавшая на этом троне большая подушка из темного бархата. Султан был облачен в роскошное одеяние из пурпурной парчи с более темными завитками, рукава которого в верхней части были перехвачены двумя широкими полосами золотого шитья; однако полное румяное лицо его с висячими усами, подчеркивающими презрительную складку рта, казалось под черным тюрбаном, украшенным сверкающими камнями, еще более мрачным. В огнях огромных светильников под потолком и стоявших перед помостом стеклянных с золотой филигранью фонариков он блистал, словно какое-нибудь божество.
Стража бросила Тибо к его ногам, заставив опуститься на колени и уткнуться лицом в мраморные, не покрытые ковром плиты свободного пространства перед троном. Несмотря на слабость, Тибо не мог стерпеть такого недостойного обращения и встал, утирая рукавом кровь, льющуюся из разбитого носа. Только теперь он увидел, что неподалеку от него стоит другой узник, высокий мужчина с седыми волосами и бородой и высокомерным взглядом, и без труда узнал его, хотя на нем и не было уже белой мантии с красным крестом: это был Одон де Сент-Аман, магистр Ордена тамплиеров. И Тибо стало стыдно, потому что Сент-Аман, который пробыл в плену куда дольше, чем он, и был закован в цепи, выглядел намного лучше. Но, может быть, его и содержали в лучших условиях? Впрочем, он не успел на этом сосредоточиться, потому что султан заговорил с тамплиером:
— Обдумал ли ты то, что предложил тебе мой визирь?
— Я не помню, чтобы он мне что бы то ни было предлагал. Но ты мне ответишь! Что ты сделал с моими братьями?
— Твои братья — худшие враги Пророка — сто раз будет благословенно его имя! — и ты прекрасно знаешь, что я не люблю набивать ими свои тюрьмы: они мертвы. Но ты — их господин — представляешь собой большую ценность...
— Не большую, чем они. Все мы — бедные рыцари Христа.
— Да будет тебе! Твой Орден — самый богатый из всех. Он богаче многих королей. Так что я подумываю потребовать за тебя выкуп. Скажем...
— Не трудись подсчитывать! Тамплиер, кем бы он ни был, магистром или низшим из братьев, может отдать в качестве выкупа только свой нож и свой пояс.
Таково правило. Ты можешь потребовать выкуп, но все равно ничего не получишь, а своих посланцев больше не увидишь.
Темные глаза Саладина полыхнули гневом, но он полностью владел собой и впадал в ярость только тогда, когда сам хотел этого.
— Взгляни-ка на рыцаря, которого только что сюда привели! Ты его знаешь?
Тамплиер пожал плечами.
— Разумеется. Это — королевская тень, бастард де Куртене. Но я не могу понять, как он здесь оказался. Ты не мог взять его в плен во время боя, потому что он никогда не отходит от короля ни на шаг.
— Он явился сюда сам и сам виноват в том, что его схватили. Он пришел просить у моего врача лекарство, в котором нуждается его господин.
— Что, караваны не возвращаются? — с жестоким смешком спросил старик. — Впрочем, я и сам знаю это лучше кого бы то ни было, поскольку делаю все для того, чтобы они не вернулись... Да успокойся ты, сосунок! — добавил он, заметив, что Тибо разъярился настолько, что стражники удерживали его с большим трудом. — Я не желаю зла этому несчастному, потому что его мужество невольно вызывает восхищение. Он — настоящий герой, но Ордену тамплиеров, никаких королей не признающему, ни к чему умирающий герой на иерусалимском троне. Только нашему Ордену должны быть доверены Гроб Господень и город, им освященный!
— После смерти Бодуэна престол перейдет к его наследнику!