—Нет, — твердо ответила она. — Одного раза вполне достаточно.
Сэм открыл дверцу машины, но прежде, чем Джоанна успела сесть, обернулся к ней.
—Ты же любишь экстрим, Джоанна?
—Сейчас и всегда.
—Как насчет сейчас? — Он взял ее лицо в ладони. — А потом — еще.
Он целовал ее так, как хотел целовать с того момента, как увидел ее утром, старательно отдраивавшую пол. Ее губы были теплыми, как он и ожидал, но мягче, намного мягче, нежели он помнил. Они не спешили. В этом была особенная сладость, имевшая свою прелесть. Поэтому он не спешил. Он желал, и желал большего, чем это было бы разумно. Когда она попыталась отстраниться, он прижал ее к себе.
Так не должно быть, повторяла Джоанна, даже перестав сопротивляться. Ей полагалось быть сильной, ответственной, быть только там, где она сама решала быть. А с ним, стоило ему только прикоснуться... Нет, достаточно было его взгляда, и земля уходила у нее из ног.
Все результаты ее тщательного самоанализа сегодня утром словно ветром сдуло в ту минуту, когда она ощущала его губы своими.
«Я этого не хочу!» Ее разум пытался зацепиться за это утверждение, в то время как сердце непрестанно выстукивало: «Но это происходит, да, происходит». Она уже почти ощущала, как разрывается на две части: одну — холодно-равнодушную, другую — такую хрупкую и нежную, что ее становилось жалко до слез. Страшнее всего было то, что на этот раз были основания всерьез опасаться, что хрупкость и нежность одержат победу.
—Я хочу быть с тобой наедине, Джоанна, — прошептал он ей, сперва коснувшись приоткрытых губ, затем прижавшись к ее щеке и целуя ее. — Все равно, совершенно все равно где, лишь бы там были только ты и я. Я не смог вычеркнуть тебя из своих мыслей.
—Не думаю, чтобы ты пробовал это сделать.
—Ты не права. — Он снова поцеловал ее, чувствуя, как ее возродившееся было отчуждение уступает место страсти. Это и была самая восхитительная ее черта, перед которой невозможно было устоять, — ее обыкновение желать, делать шаг назад и снова желать. — На самом деле еще как пробовал. Говорил себе, что ты слишком сложная, слишком напряженная и беспокойная. — Он почувствовал, как ее губы недовольно сжались, и испытал соблазн припасть к ним. — А потом находил способы снова с тобой увидеться.
—Я не напряженная.
Он почувствовал перемену в ее настроении, однако это его только позабавило. Возмущенная Джоанна была обворожительна.
—Леди, вы половину всего времени напоминаете сжатую до предела пружину, которая только и ждет момента, чтобы развернуться. И я, черт возьми, хочу присутствовать рядом, когда это произойдет.
—Это нелепо. И хватит называть меня леди! — Джоанна выхватила у него ключи, решив, что на сей раз машину поведет она.
—Посмотрим. — Он забрался в машину и почти сумел, вытянув ноги, удобно устроиться. — Подвезешь меня до дому?
У нее было искушение, притом очень сильное, вышвырнуть его из машины и бросить на парковке, прямо под жизнерадостно разинутым клювом Дональда Дака. Однако Джоанна решила устроить ему небывалую гонку в его жизни.
—Конечно. — Она включила мотор.
По территории парковки Джоанна ехала осторожно. Все-таки там было полно пешеходов, и многие из них — дети. Все изменилось, когда она вырвалась на шоссе. Она обошла три машины в скоростном ряду и почти вдавила в пол педаль газа.
Едет так, будто и правда готова развернуться, подумал Сэм, но ничего не сказал. Стрелка спидометра колебалась в районе девяноста, но руки уверенно держали руль. Возможно, подумал он, так она дает выход раздражению, разгоревшемуся оттого, что он назвал ее напряженной.
Джоанна ненавидела тот факт, что это было правдой. И это было хуже всего. Она очень хорошо знала, что представляет собой комок нервов, комплексов и страхов. Не она ли большую часть своего времени пыталась с ними бороться или хотя бы скрывать их? И ей было неприятно, что Сэм так вскользь упомянул об этом.
Очень давно, когда она приняла сознательное и очень взвешенное решение заняться любовью со своим однокурсником из колледжа, он тоже назвал ее напряженной. «Расслабься» — таким был его мудрый совет. Но Джоанна так и не смогла — ни с ним, которым была увлечена, ни с другими мужчинами, с которыми старательно строила отношения. Поэтому она прекратила попытки.
Нельзя сказать, что она ненавидела людей. Это было бы глупо. Она просто не хотела ни к кому привязываться, ни эмоционально, ни сексуально. Она очень рано поняла и никогда не забывала, как люди могут воспользоваться этими двумя механизмами. Поэтому она, возможно, и была напряженной, хотя терпеть не могла это слово. Лучше так, чем быть настолько легкомысленной, чтобы терять голову от прекрасных голубых глаз или лениво растянутого произношения.