30 
— Вот ты и встретила его на этой пустоши, — услышала она Никласа. Встрепенувшись, сказала:
— Нет, не говори так. Можно подумать, что имя мне дали только из-за этого. Это место станет поворотным пунктом в моей жизни! [4]
— Скорее, здесь ты примешь судьбоносное решение.
Виллему передала бинокль Элисе. Послышалось долгое «О-о-о-о-о-о!»
Никто не понял, что это было. Все посмотрели на девушку.
Она опустила бинокль. Девушка была в восхищении.
— Надо же, какой сильный! Почти как герр Доминик, только диковатый!
— Отлично, — суховато отвечал Доминик.
— Элиса, как ты можешь называть это чудовище сильным? — Никлас был потрясен. Вместо девушки ответила Виллему:
— Я очень хорошо ее понимаю. Да, он ужасен. И, в то же время, величественен.
— И вам так кажется? Наверно, чтобы это видеть, надо быть женщиной.
Она хотела взглянуть еще разок. Но капитану показалось, что уж очень долго они держат его драгоценный бинокль.
Доминик глубоко вздохнул:
— Нам сейчас придется пойти к нему. Эту юную особу мы оставляем на ваше попечение. И вы отвечаете за нее. За то, чтобы она благополучно добралась до Гростенсхольма, если… нам не повезет. Ее ждут могущественные друзья. Если с ее головы упадет хоть один волос, вам это дорого обойдется! А также будьте добры, приглядеть за нашими лошадьми.
— Есть, полковник. Можете взять у нас оружие.
— Благодарю, не нужно. Оружие пока не очень-то помогло в борьбе с монстром.
Элиса энергично протестовала:
— Я могу сделать для вас столько полезного, обслуживать вас. Но почему я должна остаться…
Никлас положил ей на плечо руку:
— Элиса, мы дали слово чести, что ты не будешь подвергаться опасности.
— Но вы же не можете без меня, — со слезами на глазах проговорила девушка. — Если с вами что случится, я никогда себе этого не прощу. А вдруг вы проголодаетесь?
— Это не самое страшное, — ответил Доминик. — Все готовы?
Никлас прихватил свой сундучок. Остальные не взяли ничего.
— Счастливо, — пожелал им на прощанье капитан. В его голосе слышалась ирония и страх. Страх потому, что в глубине души капитан слегка опасался, что им повезет — и тогда у него из-под носа уплывут и слава, и честь. Хотя, конечно, вряд ли. «Придурки», — подумал он.
Виллему, нервно сглотнув, спросила Элису, достаточно ли хорошо она выглядит. Доминик и Никлас ничего не смыслили в таких тонкостях.
Все были готовы.
Солдаты не отводили от них глаз. Эти трое выглядели очень величественно: двое высоких, одетых во все черное мужчин и женщина в белом. Элиса всхлипнула:
— Они слишком красивы, чтобы умереть.
— Им некого благодарить, кроме как самих себя, раз уж они так упрямы и глупы. Даже оружия не взяли! — пробормотал капитан.
Он нежно оглядел черную, как смоль лошадь Доминика. «Будет моя!» Ибо он ни минуты не сомневался, что эти трое никогда не вернутся назад.
Хоть небо было покрыто тучами, можно было примерно определить, где находится солнце. Еще некоторое время будет светло.
Солнце было прямо за горой. Расселины и трещины в скале стали, словно глубже и темнее. Если, конечно, об этом вообще можно говорить. Хоть солнце и стояло за горой, его было совершенно не видно из-за туч. Чудовища нигде не было видно.
«В том, как они идут навстречу своей смерти, есть нечто патетическое», — отметил про себя капитан.
Виллему слушала бесконечную тишину гор. Иногда налетал порыв ветра, и тогда горы пели, а иногда слышался испуганный, жалобный вскрик ржанки. Вороны в ожидании кружились над мертвыми.
Они все никак не решались начать пир, хотя живые на равнине вели себя более чем скромно.
— Что он сейчас делает, Доминик?
— Готовится встретиться с нами. И еще он что-то держит в руке. Не знаю, что, но чудовище возлагает на этот предмет большие надежды, — был ответ.
— Он боится нас?
— Нет.
— О чем он думает?
— Думает о тебе. Зачем ты здесь. Да еще в таких одеждах. Он еще никогда не видел такого платья.
— Можешь еще что-нибудь сказать?
— Да. Он устал. Его мучает боль. А еще он голоден.
— Надо было захватить с собой немного еды.
— Потом.
«Какой оптимист», — подумала Виллему.
30 
