Особенно,... 
106 
Однако не портреты и не рыцари служили главным украшением замка. Не зря же он назывался Логовом льва. Благородные хищники дальних южных земель царили здесь повсюду. Статуи львов, выполненные в камне и бронзе, барельефы в виде львиных голов, гобелены со сценами львиной охоты, медальоны со львами геральдическими, огромные восточные вазы, драпировки шелковые и бархатные… Воистину Рюдигер фон Раух преуспел на стезе собирательства! По сравнению с грандиозным размахом отца увлечение сына казалось детской забавой, и скромный «овечий» сундучок в казарме вызывал лишь снисходительную улыбку.
… – Друг мой, разве моя в том вина? – ответил на это Йорген, приняв слова друга за упрек в нерадивости. – Я бы и рад расширить свое собрание, но где ты видел, чтобы овец отливали в бронзе или ваяли в камне в натуральную величину? В комнате у меня есть гобелен с пасторальной сценой, но даже там овцы изображены лишь на заднем плане, передний же отдан совершенно не интересующему меня миловидному пастушку со свирелью. Если бы хоть пастушка на его месте была!
– Думаю, твой гобелен был предназначен для дамской комнаты, – заметил силониец, он имел возможность ознакомиться с упомянутым произведением ткаческого искусства в деталях, когда сидел подле плачущего в подушку друга.
– Вот-вот! Почему-то овцы традиционно считаются дамским сюжетом, а дамы, как известно, монументальным творениям предпочитают изящные миниатюры. И бедный я вынужден следовать их вкусам. Так что не суди меня строго, друг Тиилл.
– Но почему бы тебе самому не заказать мастерам крупную скульптуру? – нашел выход из положения силониец. – Наверняка в таком большом ландлаге, как Норвальд, отыщутся достаточно искусные ваятели и камнетесы.
Йорген с досадой махнул рукой:
– Ах, я не раз думал об этом. Мастера у нас, несомненно, имеются, да что толку? Куда я потом денусь со своей монументальной овцой? В Логове льва отец подобную скульптуру не потерпит или, хуже того, выставит во дворе в составе семейной группы всем на посмешище. В столице посередь казармы ее тоже не станешь держать. А везти в Эрцхольм… Там у меня есть свой личный замок. Я тебе уже рассказывал – от него мало что осталось после войны, и люди видят на развалинах синие огни. Думаю, туда в ближайшую сотню лет смертным соваться опасно, а с овцой особенно – еще вселится что-нибудь внутрь, греха не оберешься. Так что будем пока довольствоваться малыми формами, – печально заключил он, и Кальпурций решил воздержаться от новых советов, чтобы друга лишний раз не огорчать. Потому что ясно стало как день: за отцом ему не угнаться никогда, сколько бы ни старался.
Ведь львы «обитали» не только в коридорах замка. В залах их было не меньше, именно там ландлагенар выставил самые лучшие и драгоценные экземпляры своего собрания. Они очень внушительно смотрелись среди массивной дубовой мебели, которую многие современники, привыкшие к тонкой резьбе и позолоте, сочли бы грубоватой, но истинные ценители никаких денег не пожалели бы, чтобы стать обладателями этих вещей, чьи благородно-простые формы поистине были достойны легендарных и могучих правителей Севера, от которых вел свое начало род нынешних владельцев Норвальда, куда более древний и знатный, чем даже королевский.
Но о величии рода фон Раухов Кальпурций Тиилл узнал не со слов Йоргена (тот чрезвычайно легкомысленно относился к славе предков и имел в детстве нехорошую привычку ножом выцарапывать на старинной столешнице из парадного, в прошлом тронного, зала всяческие глупости), а из записей в книгах. Потому как очень скоро они втроем – силониец, бакалавр и хейлиг – забрели в замковую библиотеку… и больше их уже ничто не занимало в тот день.
Это был просторный сводчатый зал, заполненный книгами буквально сверху донизу. Полки, расставленные по периметру стен, громоздились на огромную высоту, и, чтобы добраться до верха, требовалась лестница. У сына судии Вертиция от зависти и восхищения дух захватило, когда он увидел, какой редкости и древности тома и пергаментные свитки хранятся там на стеллажах! (В идеальном, к слову, порядке хранятся, не чета доспехам – ни пылинки на них!) А рядом охали и ахали Легивар с Мельхиором, один – над рукописным черным гримуаром Мереда Ифертского (такой диковины и в академии не имелось!), другой – над рукописным же Меронарским молитвословом, составленным в изгнании первыми хейлигами Дев Небесных.
106 
