— Что еще? В чем дело?
— Она разозлилась из-за того, что я поцеловал Бренну.
— Нашли из-за чего цапаться… — Эйдана убрал руку. — Бренну О'Тул?
— А какую еще?
— С чего это вдруг ты целовал нашу Бренну?
— О господи! Можно подумать, я схватил ее за волосы, бросил на кухонный пол и трахнул, преодолев ее яростное сопротивление.
— Вы катались по кухонному полу?
— Нет! Господи, никакой личной жизни в этой семейке! — Шон закрыл глаза, надавил пальцами на веки. — Да, я поцеловал Бренну, и, представьте себе, не в первый раз. И, думаю, не в последний. Почему это так удивляет и злит всех вас?
Дарси невозмутимо сложила на груди руки. Она узнала все, что хотела. Шон не сказал, что инициативу проявила Бренна. Если бы речь шла о ком-то другом, Дарси решила бы, что из-за самомнения, но Шона она видит насквозь: он защитил женщину. Это и порадовало ее, и встревожило.
— Просто это странно, — буркнул Эйдан.
— Я и не злюсь, но удивлена, не спорю. Ведь Бренна уже видела тебя голым. Конечно, прошло несколько лет, но такое не забывается. И поскольку я сама хорошо разглядела твои причиндалы, никак не пойму, чем она так заинтересовалась, — торжествующе проговорила Дарси.
— Спроси у нее. — Шон не стал бы развивать эту тему, если бы не его уязвленное самолюбие. — Мне было всего пятнадцать, а вода была холодной. Видишь ли, мужчина не может выйти из ледяной воды в лучшем виде.
— Это твоя версия, парень, ее и держись.
— Могла бы отвернуться. Хотя ты всегда была извращенкой.
— С чего это мне отворачиваться? Все смотрели. Видишь ли, Джуд, он потерял в море плавки, а понял это, только когда вышел из воды совершенно голый. Я до сих пор жалею, что под рукой не оказалось фотоаппарата.
Джуд с сочувствием посмотрела на Шона.
— Я всегда сожалела, что расту единственным ребенком, но теперь… ой! — Она прижала ладонь к животу.
— Что? Что случилось? — Эйдан вскочил, готовый подхватить жену. — Ну, вот, вы расстроили ее своей перебранкой.
— Да нет. Просто ребенок шевелится. — Джуд схватила руку Эйдана и приложила к своему животу. — Чувствуешь? Как волны перекатываются.
Паника Эйдана сменилась благоговением.
— Какой резвый!
— Это же семейный совет. Почему бы и малышу не сказать свое слово? — Шон поднял кружку: — Будьте все здоровы!
Шон отправился навестить Мод. При ее жизни он навещал Мод раз или два в неделю и не видел причин изменять этот порядок после ее смерти. К тому же, там, где она обрела вечный покой, отлично думалось.
И это не имело никакого отношения к тому, что тропинка к старому кладбищу вилась мимо гостиницы. Вряд ли он встретит Бренну, но если не пойдет в ту сторону, уж точно ее не увидит. Мудрая Мод оценила бы его логику.
Гостиница возвышалась на величественном утесе. И хотя с утра еще было холодно, некоторые постояльцы уже покинули свои номера и любовались раскинувшимся внизу морем. Шон тоже любил смотреть на прыгающие на волнах суденышки, но он всегда благодарил судьбу за то, что его предки не стали рыбаками, а построили паб.
Тим Райли и его команда дружно вытягивали сети, море волна за волной катило свои воды, а в голове Шона в том же ритме сошлись в музыкальной дуэли флейта и виолончель.
Туристам жизнь рыбаков наверняка представляется романтичной, уходящей корнями в историю и традиции, но Шон, ежась на холодном ветру, точно знал, как своенравна судьба рыбака, как одиноко и холодно в бурном море.
Именно романтика разжигала воображение Мэри Кейт, заприметившей на утесе Шона. В устремившем взгляд на далекий горизонт темноволосом красавце она видела героических персонажей, живущих в мечтах каждой влюбленной юной девушки.
Мэри Кейт обрадовалась, что утром одолжила у Пэтти новую синюю блузку. Правда, вряд ли обрадуется Пэтти, когда узнает об этом. Тщетно пытаясь пригладить волосы, Мэри Кейт поспешила к Шону:
— Шон!
Он обернулся, увидел девушку и выругался про себя. Думая о Бренне, он совершенно забыл, что может столкнуться с ее сестрой.
«Берегись, Галлахер», — предупредил он себя.
— Доброе утро, Мэри Кейт. Совсем забыл, что в гостинице сейчас полно О'Тулов.
Мэри Кейт понимала, что должна что-то сказать, но потеряла дар речи, завороженная его глазами, такими ясными, что она видела в них свое отражение. Слава богу, голос наконец прорезался: