Особенно,... 
20 
— Да, да, мы всего лишь подданные, — закивала старая графиня и прикрыла лицо веером, — а подданные всегда должны выполнять волю своего повелителя.
— А вот я не думаю, что это правильно, — резко встала из-за стола Констанция.
— Почему ты, Констанция, считаешь себя вправе не подчиняться королю?
— Потому что я знаю, что из этого приглашения ничего хорошего не будет, мадам.
— Нет-нет, вы должны идти, никакие отговорки вам не помогут, а если ты, Констанция, не пойдешь, король вновь пришлет посыльного, а лишние пересуды нам ни к чему. Подобным действием ты выкажешь свое неуважение к его величеству и все станут говорить, что мы непочтительные подданные своего короля.
— Боже, — воскликнула Констанция, воздев руки, — да и так уже все говорят обо мне черт знает что. Меня уже обвиняют во всех смертных грехах, по-моему, все в Пьемонте только и судачат о каких-то интригах короля по отношению ко мне. — Нет-нет, дорогая, молва пока говорит лишь о твоей верности мужу.
— А о чем вы, мадам, хотите, чтобы все судачили? О моей неверности? О том, что я, Констанция де Бодуэн, стала любовницей короля, отдалась ему, вы хотите, чтобы все говорили об этом?
— Нет, что ты, Констанция, успокойся, не нервничай, — Арман схватил ладонь своей жены и крепко сжал. — Да успокойся же ты, Констанция, подумай, о чем ты говоришь?
— Я говорю правду, потому что знаю, о чем все думают и судачат. Все только и ждут того момента, когда же наконец нервы не выдержат, и я окажусь в постели короля. И ты, ты, Арман, мой дорогой муж, который клялся мне в верности на всю жизнь, ждешь этого же самого. И вы, мадам, ждете, когда же я буду сломлена.
Графиня де Бодуэн пожала плечами, помахала веером, поднялась и не зная, что еще сказать невестке и сыну, с недовольным выражением лица удалилась на другую половину дворца.
Констанция и Арман остались сидеть в гостиной, нприязненно посматривая друг на друга. Арман барабанил пальцами по крышке стола, а Констанция, чтобы как-то закончить этот разговор, сослалась на головную боль и покинула мужа.
Арман с силой ударил кулаком по дубовой столешнице. Китайская ваза, стоящая на столе, тонко зазвенела. Букет цветов задрожал и на дубовую столешницу упало несколько розовых лепестков.
— Действительно, ситуация безвыходная, — сам себе сказал Арман, — не пойти — плохо, пойти — тоже не к добру. «Что же делать? Может быть, Констанция действительно права и лучше будет сослаться на какую-нибудь болезнь, на годовую боль или сказать, что маленький Мишель совсем расхворался, и Констанция не решилась оставить его на попечение кормилицы? Нет, нет, надо идти, иначе король сочтет меня трусом. А ведь мне бояться нечего, я не преступник, никаких законов не нарушал. А Констанция — моя законная жена, и я останусь верен ей до конца своих дней». Граф де Бодуэн вскочил со стула и решительно направился в комнату своей жены.
Констанция сидела у постели Мишеля, по ее щекам текли слезы. Она держала розовую ручонку в своих ладонях и что-то тихо шептала. Кормилица стояла в углу, прижав руки к груди.
— Констанция, — тихо позвал граф де Бодуэн жену. Молодая графиня вздрогнула, но не обернулась. Она так и сидела, глядя на спящего сына.
— Констанция, — вновь позвал граф, но поняв, что она не обернется, сам подошел к Констанции и уселся рядом.
Ребенок открыл глаза и с изумлением посмотрел на взрослых, склонившихся над ним. Его маленькое розовое личико сморщилось, и он пронзительно заплакал.
— Боже, что с ним? — воскликнула Констанция, всплеснув руками.
Кормилица совершенно спокойно подошла к малышу, взяла на руки и принялась укачивать, расхаживая по комнате.
— Может быть, он хочет есть или нездоров? — сказала Констанция и тут же ухватилась за эту мысль, как утопающая хватается за соломинку.
— Нет-нет, мадам, ваш Мишель очень здоровый ребенок, просто уже время его кормить.
Как раз в этот момент часы на городской башне начали бить, отсчитывая время.
— Вот видите, мадам, он просыпается только тогда, когда хочет есть.
— Ну что ж, корми, корми Мишеля, — как-то обреченно произнесла Констанция, вставая с низкого дивана, — а мы пойдем. Граф де Бодуэн взял ее под руку, и они вдвоем покинули комнату.
— Ну так что ты решила, Констанция? — обратился граф Арман к жене.
— Не знаю, как ты скажешь, так и будет. Ведь ты мой муж и должен во всем за меня отвечать.
— Я думаю, Констанция, лучше будет, если мы все же пойдем на эту чертову охоту и не будем злить короля, ведь он и без того уже несколько месяцев пребывает в мрачном настроении и ищет повода, чтобы к кому-нибудь придраться, оскорбить. Так что, не стоит нарываться на королевскую немилость.
20 
