Последние отзывы

  36  

— Акадийцы? Здесь рядом? — обрадовался Гийом. — Вы слышите, мама? Есть друзья, может быть, двоюродные братья дядюшки Адама… Нам нужно будет с ними встретиться…

— Успокойся, Гийом! Нам следует позаботиться о нашем собственном будущем. Позже, конечно, попробуем к ним съездить, — рассеянно добавила Матильда, думая о другом…

— Тем более что вам, пожалуй, не легко будет их разыскать! Добрая половина померла, едва приехав. Другие перебиваются как могут…

— Значит, для них тоже ничего не сделали? — промолвила Матильда с горечью.

— Когда у самого ничего нет, много ли отдашь? — строго поправил Селестен. — Жителей Шербурга не в чем упрекнуть! Они вели себя по-христиански и поделились с беднягами всем, чем могли… Нехорошо так судить! Тем более что по вашему виду не скажешь, что вы в таком же положении, как несчастные акадийцы.

На сей раз Матильда не стала возражать. Она знала, что жена Селестена — страшная болтунья, и не желала больше откровенничать. Гийому тоже больше не хотелось разговаривать, и, прижавшись к матери, он постарался уснуть. Прямая, однообразная дорога представлялась ему бесконечной. И все меньше ему хотелось увидеть то, что их ожидало в конце пути.

Однако от вырвавшегося у матери восклицания он открыл глаза, и ему показалось, что он грезит. Повозка поднялась на последнюю возвышенность, стоявшие плотной стеной деревья неожиданно расступились, и открылся необъятный вид на море: ненадолго очистившееся от серых влажных лохмотьев небо придавало ему перламутровый оттенок. Дорога пошла вниз, будто спешила погрузиться в эту отливающую жемчугом бездну, у края которой вытянулся городок. На фоне моря и неба, слившихся воедино в мерцающем свете, ненадолго выступили мачты кораблей и позолоченные конусы сторожевых башен. Потом все исчезло. Порыв ветра грубо надвинул огромное серое облако, словно хозяйка, перекинувшая через веревку мокрое одеяло. Волшебный пейзаж исчез.

— Ты видел, Гийом? — ликовала Матильда, не скрывавшая больше своей радости. — Ты видел, какая красота?

Утверждать обратное означало бы кривить душой, но мальчик не успел ничего сказать, так как спутник вновь заговорил:

— А где мне вас высадить? У солеварни?

— Конечно. Мы, естественно, пойдем к отцу.

— Его нет в живых, мэтра Матье…

— Я знаю. Квебек отсюда далеко, но мы все же получал довольно регулярные известия. Мой брат, надеюсь, примет нас…

— Его тоже нет! Со дня Святого Михаила!..

Матильда побледнела и посмотрела на соседа с выражением ужаса. Он объявил ей новость так же бесстрастно, как мог бы сообщить, почем были устрицы на последнем базаре.

— Что произошло? — спросила она.

Человек пожал плечами, и голова его словно зарылась в овчину.

— Грибы! Огюст их слишком любил! Набрал их недалеко отсюда со своим сыном. Так вот неудачно вышло…

— Отравился грибами? — вскричала Матильда, давая выход своему горю. — Это невозможно! Огюст разбирался в них так же хорошо, как доктор Тостен.

— Я говорю, что знаю. Конечно, это большое горе, но я всегда думал, что пища эта не лучшая из того, что дал нам Господь. Надо остерегаться, а Огюст, в общем, не придавал этому значения.

— А другим ничего не было?

— Вроде бы Симона немного приболела, но, надо думать, она меньше съела. А малышам хоть бы что!

Матильда закрыла глаза, пытаясь совладать с собой. Она очень любила старшего брата, который всегда был добрым и ласковым, пока не зашла речь о браке с человеком из-за океана. Бог свидетель — она рассчитывала на него тогда, надеясь, что он защитит, помешает отцу отправить ее в Канаду, но, как ни странно, Огюст сделал все наоборот, так что Матильде пришлось противостоять воле обоих мужчин. Ей даже показалось, что и отец, и сын желали ее скорейшего отъезда, и никогда она так и не поняла, почему перед самым отъездом, горячо прижав ее к себе, брат шепнул ей на ухо: «Знаю, что ты разочарована, но когда-нибудь ты поймешь, что мы согласились расстаться с тобой только ради твоего блага…»

Расспрашивать было некогда. Матильде оставалось довольствоваться этим слабым утешением. Ответа она не нашла, а теперь и вовсе не от кого было его ждать. Поразмыслив, Матильда пришла к выводу, что речь шла об очень простой вещи — все объяснялось положением того, за которого ее выдавали замуж, ведь стать женой врача, человека обеспеченного, в глазах родственников сулило счастье. Тем более что доктор не просил приданого, и поэтому наследство мэтра солевара в целости и сохранности переходило Огюсту: в то время он собирался жениться на дочери пекаря из Барфлера, в которую влюбился на ярмарке в Кетеу.

  36