Особенно,... 
3 
– Через полчасика покормишь его, ладно?
– Угу. – Над чародейской ладонью затрепыхала крылышками иллюзорная бабочка. Ройм изумленно приоткрыл рот и попытался ухватить ее обеими ручонками.
– И молока дашь.
– Угу.
– Подогретого, а не прямо из крынки!
– Угу.
– И смотри, чтобы он к лестнице не подползал!
– Угу.
– И вообще глаз с него не спускай!
– Угу.
– Эй, ты меня хоть слушаешь?
– А?… – Бабочка рассыпалась искрящимся облачком. – Иди-иди, все будет нормально.
Я с сомнением покачала головой. По мнению Вереса, он прекрасно управлялся с младенцем, по-моему – до сих пор ему поразительно везло. К тому же я подозревала, что возвращаемое мне чадо отсутствием синяков было обязано не бдительному присмотру, а целительским способностям папочки.
Тем не менее из дома я вылетела как на крыльях, еле удержавшись, чтобы не скакнуть через все семь ступенек крыльца. Помахала рукой соседкиному заду, приветливо торчащему из грядки с морковью (как я успела убедиться, глаза на нем были, да еще какие!). Тетка выпрямилась, потерла поясницу и кисло поздоровалась. Похоже, я была нешуточным бельмом на ее глазу: незамужняя, с ребенком, но при этом привлекательная, независимая, да еще и архимага в «сердечные друзья» умудрилась отхватить! Конечно, соседке было далеко до бабки Шалиски: та сплетничала исключительно бескорыстно, из любви к искусству, – но класть ей палец в рот я бы не рискнула. Ко мне и то безопаснее.
Рыжая нагнала меня уже у калитки и первой выскочила на улицу, не дожидаясь, пока я откину крюк. Здоровенная собака, внезапно взвивающаяся над глухим забором и с гулким «Баммм!» приземляющаяся на дощатую мостовую, случайным прохожим почему-то не нравилась, что стоило мне уже дюжины кладней – это не считая настойки пустырника, которая прилагалась к каждой монете. Сутки напролет держать псину на цепи мне было жалко, и я тешила себя надеждой, что с возрастом собака остепенится. «Или станет еще крупнее, – мрачно подумала я, – и тогда впечатлительных бедолаг придется не отпаивать, а тишком стаскивать на задний двор и закапывать возле уборной, чтобы запах перебивало».
– Рыжая!
Псина на бегу вильнула хвостом, показывая, что приняла мою критику к сведению. Более оригинальные клички к ней не липли, хотя мы перебрали несколько дюжин. Дольше всего продержалась предложенная Вересом Гшыха, пока знакомый тролль, ухмыляясь от уха до уха, не объяснил мне, что означает это слово, и собака снова стала просто Рыжей.
За первым же поворотом деревянная мостовая сменилась каменной. Солнце еще не успело скатать расстеленные возле домов тени, и от булыжников приятно веяло холодком.Я долго не хотела перебираться в Стармин, но Верес был прав: после войны в мелких городках, а особенно деревеньках на отшибе, было неспокойно. Ладно еще мародеры или прячущиеся от Ковена колдуны-ренегаты, но загрызней до сих пор никак не могли переловить – слухи о них приходили то с севера, то с юга. Да такие, что хотелось не только запереться в погребе, но и закопаться там в бочке с квашеной капустой. Команды боевых магов по пять-шесть человек постоянно прочесывали леса, однако твари были хитры и на ловцов бежать не желали. Зато терпеливо выжидали, пока кто-нибудь из охотников потеряет бдительность… и не напрасно. Порой я не видела Вереса по месяцу и начинала не на шутку беспокоиться – в чем, разумеется, никогда не признавалась.
В самом начале, когда я только-только закончила выметать мусор из углов, колдун как бы между прочим спросил, сколько мне нужно на прожитье. Естественно, я тут же ощерилась и гордо заявила, что это его не касается. Мужчина философски пожал плечами и спрятал кошель, даже не пытаясь спорить, что несколько меня озадачило и даже обидело. Все-таки он отец Ройма, хоть я и упрямо твердила, что это было только мое решение и колдун нам ничем не обязан…
Разгадка наступила через три дня, когда Верес уже уехал из города: по утрам у нашей двери стали появляться то головка сыра, бережно завернутая в полотенце, то кольцо колбасы или корзина яблок. Оказывается, подлый колдун тишком работал в округе, беря плату натурой и уговариваясь с хозяевами, куда ее принести.
Так оно и повелось. Я смущенно ворчала, Верес же только ухмылялся, ибо к его приездам добро бывало уже съедено или хотя бы надкусано и для демонстративного возвращения не годилось.
3 
