Особенно,... 
84 
То, как однокурсники отнеслись к его месячному отсутствию, лучше всего выражалось емким словом НИКАК. Кто-то сунул ему руку, кто-то буркнул вялое «привет», кто-то поковырял мизинцем в ухе, но в среднем можно было утверждать, что появление Долбушина не потрясло стен родного заведения. С преподавателями было то же самое. Половина не потрудилась еще запомнить учеников, отложив это до ближайшей сессии, другая же половина почему-то была убеждена, что Долбушин вообще никуда не пропадал, поскольку серые свитерки и очочки мелькали на лекциях регулярно. С девушкой Победой было примерно то же самое. Ни малейшего напряга в отношениях не возникло. Она поздоровалась с ним очень приветливо, даже чмокнула в щечку, но одновременно уже и как чужая. С банковским Борей она к тому времени уже давно рассталась, и вложила свои пока еще ликвидные активы в лысоватого чиновника-живчика, дочь которого училась в девятом классе. Долбушин же неожиданно для себя осознал, что к ногам, зубам и волосам Победы он мало-помалу подостыл, и ему понятнее девушки-шнырки, которые орут на тебя и швыряют ведром, если ты напутаешь что-то в пегасне. Зато, когда они затягивают подпруги или заряжают шнеппер, не надо проверять, хорошо ли они это сделали.
Готовясь к сессии, Альберт сидел в читалке, обложенный книгами, и фотографировал страницы и схемы, ленясь их переписывать. Несознательные личности с соседних столов дразнили его «шпиеном» и бросались в него пробками от минералки. Внезапно со стороны двери, разделявшей читалку и библиотеку – а это была большая стеклянная дверь, – донеслись странные звуки. Несознательные личности, а следом за ними и Долбушин, повернули головы. Они увидели девушку, которая шарила по стеклу, пытаясь отыскать ручку.
– Это слепая! Нина зовут! Перевелась к нам на прошлой неделе! Не видит вообще ничего, но ни трости, ни темных очков не носит! – шепотом сказал кто-то.
– А чего она забыла в читалке? – уточнила одна из несознательных личностей, которой родители платили по пятьдесят долларов за каждый полный день, проведенный в стенах учебного заведения.
Как показало дальнейшее развитие жизненного сюжета, забыла слепая Альберта Долбушина, хотя о его существовании на тот момент не ведала. На первой стадии общение их протекало по увлекательному, хотя и повторяющемуся сценарию: Нина падала с лестниц, проваливалась в незакрытые люки, в нее врезались на полном ходу стокилограммовые дяди и в метре от нее с визгом тормозили машины. В обязанности Альберта входило доставать Нину из ям, поднимать с асфальта и объяснять орущим водителям, что переходить дорогу в неположенных местах не хобби, а просто так исторически сложилось. О слепоте Нины он никогда не упоминал, зная, как болезненно она к этому относится. Некоторые водители воплями не ограничивались, и Альберт, не имевший в ту пору зонта, нередко получал в глаз.
Каждый день они шли гулять на набережную, к Москве-реке, где по вскрывшемуся льду ходили пузатые поцарапанные теплоходики, ловившие в реке мусор. Зевающие дяденьки в телогрейках, бродившие по деревянному настилу с сачками и ловко выхватывающие из волн пластиковые бутылки, казались Долбушину морскими волками. От ветра у Альберта на обоих глазах вскакивал ячмень, но это было неважно. Они забивались в какой-нибудь каменный закуток, Нина гладила его тонкими холодными пальцами по лицу и повторяла:
– Как бы я хотела тебя увидеть! Хотя бы раз!
Примерно в те же дни Кавалерия сообщила ему, что он должен идти в нырок, и первая закладка, которую ему предстоит достать, – закладка зрения для слепой старухи. Оказавшись на двушке,Альберт работал саперкой с таким отчаянием и остервенением, что сопровождавший его Меркурий Сергеич озадачился таким рвением.
– Остынь. А то сгоришь. С первого раза. Не всегда найдешь, – сказал он.
Но Долбушин нашел. Закладку – а это был небольшой камень, который не пришлось откалывать, – он держал в ладони, твердо сжимая пальцы и не пытаясь даже подбрасывать. Сияние закладки поднялось до запястья, а потом отхлынуло назад, в камень. Меркурий не лез с советами. Он, кажется, о чем-то догадывался, хотя Долбушин никогда не рассказывал ему о Нине. Но Меркурий был опытен, и опыт говорил ему, что первая закладка случайной не бывает. Ни для кого. Никогда. Это всегда сгусток боли.
По возвращении в ШНыр закладку полагалось отдать Кавалерии, однако Долбушин этого не сделал. Он сбежал из ШНыра и шатался по бульварам, ночуя где придется. Ни на что не мог решиться. Разрывался между ШНыром, который любил и в законах которого временами ощущал что-то опережающе-мудрое, и девушкой, которой закладка могла подарить зрение. И лишь когда возле него оказался участливый и смешливый старичок Дионисий Белдо – так непохожий на ведьмарей в черно-белом представлении Долбушина, он окончательно понял, что сделает это.
84 
