Особенно,... 
160 
Его подвели к кровати, покрытой меховым покрывалом, положили на нее, проверили, что повязка на глазах и путы на руках держатся по-прежнему крепко. Но когда он почувствовал, что привязывают ноги, он начал извиваться, стараясь вырваться из рук похитителей.
– Ну, хватит! Чего вы хотите?
Никто ему не ответил. Похитители сделали свое дело. Один из них подложил ему под голову подушку, и Жиль услышал шум удаляющихся шагов. На какое-то время воцарилась тишина, но вот вновь послышался шум, но уже других шагов, более легких, сопровождающихся шорохом шелка. Жиль почувствовал запах роз.
– Ну, как вы себя чувствуете, шевалье? – спросил женский голос, который он тотчас узнал. – Я надеюсь, что мои люди были почтительны к вам, как я им приказала, что они вам не сделали ничего плохого?
– Так это вы? Я надеюсь, по крайней мере, вы не полагаете, что испугали меня?
– Это совершенно не входило в мои цели. Я хотела лишь передать вам мои пожелания счастья без свидетелей, а также сказать вам, что я одобряю ваш выбор и восхищаюсь вашим вкусом. Девушка совершенно восхитительна. Немного, правда, диковата, крестьянка, но превосходна. Жаль, что первая свадебная ночь отдаляется.
Молодая супруга, конечно, найдет, что время тянется слишком долго. А вам мы сделаем все возможное, чтобы вы не пострадали от нетерпения.
– Вот это и есть ваша месть? Увезти меня от жены в эту ночь? – с презрением бросил Жиль. – Это не делает вам чести. Я женат, моя дорогая, и здесь вы бессильны. А что до того, чтобы успокоить мое нетерпение, и не рассчитывайте на это.
Вы же не намереваетесь меня насиловать.
Она засмеялась каким-то горловым смехом, что неприятно царапнуло по нервам Жиля.
– Это могло бы быть забавным. К тому же, если бы я действительно хотела, мне вовсе не надо было бы насиловать тебя. Я так хорошо знаю, как пробудить твое желание. Но этой ночью ты будешь один наедине с твоими сожалениями. А теперь, любовь моя, доброй ночи, долгой спокойной ночи!
Она, должно быть, сделала какой-то знак, поскольку Жиль почувствовал, что его приподнимают, подносят ко рту какое-то питье. Он сжал зубы. Тогда кто-то безжалостно зажал ему нос, и волей-неволей пришлось открыть рот. Туда влили какой-то приторный ликер, приятный на» вкус. Это, конечно, был не яд, как он думал поначалу. Его снова положили на постель.
– Сопротивляться было ни к чему! – со смехом сказала мадам де Бальби. – Я вовсе не намереваюсь тебя отравить. Это вовсе не мой стиль. А потом, не говорила ли я тебе, что мы расстанемся окончательно только тогда, когда я потеряю всякий к тебе вкус? Это время еще не пришло.
Теперь ты будешь спать. Завтра тебе вновь дадут этого превосходного ликера. И послезавтра тоже.
Не бойся, ничего вредного он тебе не сделает. Ты будешь просто спать. Спать, и все. Бедная госпожа де Турнемин! Ей предстоит сохранить свою девственность еще на какое-то время!
Она ушла, посмеиваясь. Ее смех постепенно стихал в глубинах подвала. В какое-то мгновение в Жиле вспыхнуло желание закричать ей, что ее месть бессмысленна, что Жюдит – его жена, но он сдержался, чтобы не навлечь бед на его прекрасную малышку со стороны этой фурии. А затем последовал сон, глубокий сон.
Когда он выплыл из этой глубины, он открыл глаза, увидел эту серость своей тюрьмы и долго приходил в себя. Туманы снотворного расходились медленно, к нему с трудом приходила память.
Когда к нему вернулось зрение, он увидел, что руки и ноги его больше не связаны, что он лежит на каком-то матрасе, покрытом бараньими шкурами. Сквозь узкое окошко пробивался лучик света. Вокруг никого не было.
Сначала он сел, голова пошла кругом, потом постепенно головокружение прошло. Около себя он увидел поднос с жареной курицей, хлебом и бутылкой вина.
Жиль почувствовал сильный голод. Кажется, никогда его желудок не был так пуст. Эта
Анна решительно очень внимательна к своим пленникам. Без церемоний он принялся утолять свой голод. Затем встал, почувствовал возвращающуюся гибкость рук и ног и пошел к двери. Может быть, была какая-то возможность убежать отсюда. Но, к его великому удивлению, дверь оказалась открытой.
Не теряя ни секунды, он устремился к лестнице с шаткими ступеньками, выбежал в коридор с покрытыми плитами полом. Там увидел открытую дверь, а за дверью был залитый солнцем луг.
Хрупкие ветки виноградника шевелились под солнцем. Стояла полная тишина. Дом был совершенно пустынен. Он вышел из этой двери на солнечный луг и должен был закрыть глаза, чтобы привыкнуть к ослепительному утреннему солнцу.
160 
