И тут я снова услышал их. Каблучки. Четыре шага, ни больше ни меньше. И — опять тишина.
Похоже, звук доносился откуда-то справа и немного сверху. Я пересек всю комнату. В правой стене у окна — еще одна дверь. Тоже не заперта. За ней — небольшая лестница. Стискивая холодные металлические перила, я начал медленно, осторожно подниматься вверх. Лестница оказалась очень крутой. Видимо, какой-то пожарный ход, которым обычно никто не пользуется. Шаги, однако, слышались явно отсюда. Вскоре лестница кончилась, и передо мною возникла еще одна дверь. Я пошарил по стенам вокруг, но не нашел ничего похожего на выключатель. Делать нечего: я нащупал дверную ручку, повернул ее — и дверь открылась.
Меня встретила темнота. Не то чтобы кромешная мгла, но разглядеть что-либо не удавалось. Я понял одно: помещение было огромным. Наверно, какая-то кладовая на задворках пентхауза, [121]попытался представить я. Окон нет — а если есть, то закрыты ставнями. Высоко в потолке я различил несколько маленьких вентиляционных окошек. Однако луна еще не взошла, и свет через них не просачивался. Лишь тусклое сияние уличных фонарей очерчивало контуры самих окошек, но ничего не освещало.
Я окунул лицо в эту странную темноту и крикнул:
— Кики!..
Прождал с полминуты. Никто не ответил.
Что же делать? Идти туда, в эту мглу, смысла нет. Все равно ни черта не увижу. И я решил подождать. Может, глаза постепенно привыкнут к темноте. А может, произойдет еще что-нибудь.
Не знаю, сколько я простоял так, не двигаясь. Вглядываясь во мрак и вслушиваясь в тишину. Потом откуда-то вдруг пробился слабенький, едва различимый луч света. Поднялась повыше луна? Или фонари загорелись поярче? Я отнял пальцы от дверной ручки и медленно, осторожно ступая, двинулся в темноту. Резиновые подошвы кроссовок сухо шуршали при каждом шаге. И это шуршание раскатывалось в пространстве тем же странным, ирреальным эхом, которым отдавался стук ее каблучков.
— Кики! — позвал я еще раз. Никакого ответа.
Как и подсказывала интуиция, помещение оказалось огромным. Громадное пустое пространство с мертвым, застоявшимся воздухом. Я встал точно посередине и огляделся. В нескольких местах у стен чернело нечто похожее на мебель — яснее разобрать не удалось. Но, судя по угрюмо-пепельным силуэтам, — диван, стулья, стол и комод. Больше всего поражало ощущение нереальности всей картины. Слишком огромная комната. И удручающе мало мебели. Жилое пространство, раскрученное на центрифуге.
Я огляделся еще раз, ища глазами белую сумочку Кики. Ее голубое платье, будь она здесь, наверняка растворилось бы в темноте. Но белую сумочку, думаю, я бы различил. Может, она сидит в каком-нибудь кресле?
Белой сумочки нигде не было. Только странные бесформенные пятна белели на диване и креслах. Сперва я подумал, что это мебельные чехлы с орнаментом. И подошел поближе. Но то были не чехлы. Скелеты. На диване сидели рука об руку два скелета. Полноценные человеческие скелеты — каждая косточка на своем месте. Один большой, другой поменьше. В позах живых людей. Рука у большого скелета покоилась на спинке дивана. Тот, что поменьше, чинно сложил руки на коленях. Похоже, эти двое умерли неожиданно, даже не заметив, — и, не меняя позы, так и превратились в скелеты. Мне показалось, что они улыбаются. И я поразился их белизне.
Страха я не почувствовал. Почему — сам не знаю, но страха не было. Всё здесь остановилось, понял я. Остановилось и больше не движется. Как сказал полицейский инспектор — “окаменевшие кости девственной чистоты”. Они мертвы абсолютно. Необратимо мертвы. И бояться тут нечего.
Я обошел всю комнату. В каждом кресле сидело по скелету. Итого — шесть. Все, кроме одного, были целыми и, похоже, пребывали скелетами уже очень долго. Эти люди умерли мгновенно и неожиданно — скелеты сохраняли непринужденные позы живых. Один застыл, уставившись в телевизор. Тот, разумеется, ничего не показывал. А скелет (судя по росту — наверняка мужчина) все сидел и буравил пустыми глазницами экран. Несуществующий взгляд, прикованный к несуществующему изображению. Еще двое замерли за столом — смерть настигла их в миг, когда они сели ужинать. Перед ними я различил тарелки и вилки с ножами. Не знаю, что они когда-то собирались есть. Еда в тарелках давно обратилась в белесый прах. Еще один умер в постели. Его скелет был неполным. От самого плеча у него не хватало левой руки.