287 
— Он не хочет на себя наговаривать… — повторил за мной Гимназист так, будто разбирал текст какого-нибудь романа. — Наше поведение в высшей степени неприлично…
— Что я говорил? Чистый интель! — сказал Рыбак. — Все воспринимает через задницу. Полицию ненавидит. А о том, что на свете творится, узнает из рубрики “Мир” в газете “Асахи”.
— Газет я не покупаю. И рубрики “Мир” не читаю, — возразил я. — И пока мне не объяснят, за каким дьяволом меня сюда притащили, я ничего не скажу. Собираетесь дальше хамить — хамите сколько влезет. Мне торопиться некуда. У меня свободного времени — завались.
Сыщики молча переглянулись.
— Значит, если мы объясним, в чем дело, вы будете отвечать? — спросил Рыбак.
— Не исключено, — ответил я.
— А у него занятное чувство юмора, — произнес Гимназист, сложив руки на груди и глядя куда-то вверх. — “Не исключено!”..
Рыбак погладил пальцем шрам на переносице. Судя по всему, то был шрам от ножа — глубокий, со рваными краями.
— Слушай меня внимательно, — произнес Рыбак. — Времени у нас в обрез. Лясы точить некогда, скорей бы с этой бодягой покончить. Или ты думаешь, мы от этого удовольствие получаем? Да нам бы к шести свернуть все дела — и ужинать дома с семьей, как нормальные люди! Ненавидеть тебя нам не за что. Зуб на тебя мы не точим. Расскажи, что делал вчера вечером — и больше мы от тебя ничего не потребуем. Если человеку нечего стыдиться, рассказать такое — проще простого, не так ли? Или ты все-таки что-то скрываешь, и потому молчишь?
Я молча разглядывал пепельницу на середине стола.
Гимназист снова с хрустом пролистал страницы блокнота и спрятал его в карман. С полминуты никто не произносил ни слова. Рыбак достал очередную сигарету, воткнул в рот и прикурил.
— Стальная воля. Железобетонная выдержка, — съязвил он наконец.
— Ну, что? Вызываем Комиссию по правам человека? — спросил Гимназист.
— Да при чем тут права человека? — тут же отозвался Рыбак. — Это элементарный гражданский долг! Так и Законе сказано: “Оказывать посильную помощь следствию”. Слыхал? В твоем любимом законодательстве написано, черным по белому! За что ж ты так полицию ненавидишь? Ты, когда в городе заблудишься, у кого дорогу спрашиваешь? У полиции. Если твой дом обчистили, куда ты звонишь, как ошпаренный? В полицию! А о том, что всё это — дашь-на-дашь, даже подумать не хочешь? Что тебе мешает ответить? Мы же спрашиваем простые вещи простым языком, так или нет? Где ты был и что делал вчера вечером?Может, не будем резину тянуть — да закончим со всем этим поскорее? И мы будем спокойно работать дальше. А ты пойдешь домой. Всем хорошо, все счастливы. Или тебе так не кажется?
— Сначала я должен узнать, в чем дело, — повторил я.
Гимназист извлек из кармана пачку бумажных салфеток, вытянул одну и трубно, с оттяжкой высморкался. Рыбак отодвинул ящик стола, достал оттуда пластмассовую линейку и принялся похлопывать ею по раскрытой ладони.
— Вы что, ничего не соображаете? — воскликнул Гимназист, выбрасывая салфетку в урну возле стола. — Каждым подобным ответом вы только вредите себе самому!
— Эй, парень. Сейчас не семидесятый год. Кому охота тратить время на твои игры в борьбу с произволом? — протянул Рыбак с такой интонацией, будто ему осточертел белый свет. — Эпоха беспорядков прошла, приятель! Новое общество засосало всех — и тебя, и меня — в свое болото по самые уши. Нет больше ни произвола, ни демократии. Никто уже и не мыслит такими категориями! Это общество слишком огромно. Какую бурю ни пытайся поднять — не выгадаешь ни черта. Система отлажена до совершенства. Любому, кто ею недоволен, остается разве что окопаться и ждать какого-нибудь супер-землетрясения. И сколько бы ты ни выпендривался здесь перед нами — никакого толку не будет. Ни тебе, ни нам. Только нервы измотаем друг другу. Если ты интель — сам это понимать должен; так или нет?
— Да, возможно, мы немного устали, и потому обратились к вам не в самой вежливой форме. Если так — приносим извинения, — проговорил Гимназист, вновь теребя извлеченный из кармана блокнот. — Но вы нас тоже поймите. Работаем мы на износ. Со вчерашней ночи почти не спали. Детей своих не видали дней пять, не меньше. Едим как попало и где придется. И пускай это вам не нравится — но мы тоже, по-своему, вкалываем на благо этого общества. А тут появляетесь вы, упираетесь рогами в землю и на вопросы отвечать не хотите. Поневоле занервничаешь, представьте сами! Говоря “вы вредите себе самому”, я всего лишь имел в виду, что чем больше мы устаем — тем хуже обращаемся с вами, это естественно. Простые вопросы решать становится сложнее. Всё только запутывается еще больше. Конечно, существует и столь почитаемый вами Закон. И гражданские права согласно Конституции. Но чтобы их досконально соблюдать, нужно время. Пока тратишь время, рискуешь столкнуться с целой кучей очередных неудобств. Закон — штука ужасно заковыристая, и возиться с ним бывает порой просто некогда. Особенно — в нашей работе, где все приходится решать с пылу с жару прямо на месте происшествия. Вы понимаете, о чем я?
287 
