178 
– Я ищу своего друга, – сказал я наконец.
– А-а, – безразлично, даже не обернувшись, протянул Человек-Овца.
– Он здесь жил какое-то время. А неделю назад исчез.
– Не видели!..
Человек-Овца подошел к камину, взял в руки карты и, выгнув в пальцах, с упругим хрустом пролистал всю колоду.
– А еще я разыскиваю овцу со звездой на спине, – сказал я.
– Не встречали!..
И все-таки Человек-Овца что-то знал и про Крысу, и про Овцу – это было ясно, как день. Слишком уж демонстративным выглядело его безразличие. Слишком быстро выпаливались заготовленные фразы в ответ, и слишком ненатурально кривился произносивший их рот.
Я решил изменить тактику. С видом, будто беседа потеряла для меня всякий интерес, я стянул со стеллажа первую попавшуюся книгу, раскрыл ее и замер, уткнувшись в текст и лишь иногда переворачивая страницы. Очень скоро Человек-Овца занервничал и как бы случайно вновь очутился в кресле напротив меня. С минуту он сидел передо мной и смотрел, как я читаю.
– Что ли это интересно – книжки читать? – спросил он наконец.
– Угу, – только и сказал я в ответ.
Еще с минуту он боролся с собой. Я с безразличным видом читал.
– Мы тут это... громко с тобой разговаривали, – тихо сказал Человек-Овца, – У нас в голове иногда того... Овца как сцепится с человеком – просто искры из глаз. А плохого мы совсем не хотели. Просто ты сказал, что мы виноваты – вот мы, значит, и это...
– Да ладно, – сказал я.
– И что свою женщину ты уже не увидишь, нам, правда, очень жалко. Только мы здесь не виноваты.
– Угу...
Я достал из кармана рюкзака три оставшиеся пачки «Ларка» и протянул их Человеку-Овце. Это его, похоже, слегка озадачило.
– Спасибо! Мы такие еще не курили. А тебе, что ли, правда не надо?
– А я бросил, – сказал я.
– Вот это правильно, – очень убежденно закивал он в ответ. – Табак для здоровья
– большое зло.
Он бережно принял подарок и спрятал все три пачки в карман. Карман на его груди вздулся, приняв квадратную форму.
– Мне позарез нужно встретиться с моим другом. Для этого я сюда и пришел – очень, очень издалека... – сказал я. Человек-Овца кивнул.
– И то же самое – про овцу.
Человек-Овца еще раз кивнул.
– Но ты, я смотрю, о них ничего не знаешь?
Человек-Овца сокрушенно покачал головой. Самодельные уши закачались вверх-вниз, словно подтверждая категоричность его отрицания. Правда, на сей раз этой категоричности было явно меньше, чем прежде.
– Здесь хорошо! – сменил тему мой собеседник. – Природа красивая. Воздух чистый.
Тебе тоже понравится.
– Да, места неплохие, – согласился я.
– А зимой – так вообще благодать. Кроме снега, ничего не видать. Все замерзает.
Звери спят, людей ни души...
– И долго ты уже здесь?
– Угу...
Я решил прекратить дальнейшие расспросы. Мой собеседник вел себя точь-в-точь как неприрученное животное. Чуть приблизишься – дает стрекача, начнешь уходить – сам подкрадывается поближе. Но если уж мне и вправду выпадало здесь зимовать – спешить было некуда. Через какое-то время я смогу его приручить и выудить все, что нужно.
Человек-Овца сидел на диване напротив и пальцами левой руки оттягивал – по порядку, начиная с большого – пальцы перчатки на правой. Операцию эту он повторил раза три или четыре, прежде чем перчатка наконец соскользнула с руки, обнажив смуглую маленькую кисть. Пальцы его были короткими и мясистыми; от большого до середины запястья тянулся шрам от крупного ожога. Человек-Овца долго разглядывал свое запястье, затем резко развернул кисть обратной стороной и уставился на ладонь. Я вздрогнул: точно такой же жест в задумчивости всю жизнь проделывал Крыса. Но Человек-Овца никак не мог оказаться Крысой. Даже по росту они отличались – сантиметров на двадцать, не меньше.
– Ты теперь здесь будешь всегда? – спросил Человек-Овца.
– Да нет. Найду или друга, или овцу – и обратно. Только для этого я сюда и пришел.
– Зимой здесь хорошо, – сказал он зачем-то опять. – Снег везде белый-белый. Все, все замерзает...
И он засмеялся мелким, дробленым смехом. И без того широченные ноздри его раздулись еще шире. Рот приоткрылся, обнажив до ужаса грязные зубы. На месте двух передних зубов зияла дыра. Непостижимый ритм, в котором Человек-Овца то приоткрывал, то захлопывал передо мной свою душу, был настолько мистически-непостоянным, что, казалось, сам воздух в гостиной то густеет, то вновь разряжается от очередного зигзага его настроения.
178 
