Эта до крайности неразговорчивая девица жила в моей квартире с неделю. Каждый день она просыпалась к обеду, что-то ела, курила, листала книжки, пялилась в телевизор и иногда без видимой охоты занималась со мной сексом. Все, что у нее было – это белая холщовая сумка, а в ней толстая ветровка, две майки, джинсы, три пары грязных трусов и коробка тампонов.
– Ты откуда? – спросил я ее как-то.
– Да ты не знаешь, – только и ответила она.
В один прекрасный день я вернулся из магазина с мешком продуктов – а ее и след простыл. И ее белой сумки тоже. И еще кое-чего. На столе лежала горстка мелочи, пачка сигарет и моя свежевыстиранная футболка. А еще записка, нацарапанная на клочке бумаги. Из одного слова: "противный". Боюсь, про меня.
С третьей своей подружкой, студенткой французского отделения, я познакомился в университетской библиотеке. На весенних каникулах следующего года она повесилась в хилом лесочке сбоку от теннисного корта. Труп обнаружили лишь с началом следующего семестра, а до того он целых две недели болтался на ветру. Теперь, когда темнеет, к лесочку никто не подходит.
20
Она сидела, как неприкаянная, за стойкой "Джей'з бара" и болтала соломинкой в стакане джинджер-эля, гоняя по дну остатки льда.
– Уже думала, не придешь, – сказала она с каким-то облегчением, когда я сел рядом.
– Как не прийти, раз обещал? Дела задержали!
– Какие дела?
– Обувь. Я чистил обувь.
– Вот эту, что ли? – Она подозрительно покосилась на мои кеды.
– Да нет, отцовскую обувь! У нас в семье традиция. Дети непременно должны чистить отцу ботинки.
– Почему?
– Ну… Ботинки – это ведь некий символ! Представь: отец, как приговоренный, каждый вечер в восемь возвращается домой. Я чищу ему ботинки и со спокойной совестью иду пить пиво.
– Хорошая традиция…
– Да?
– Ну конечно! Отца ведь надо уважать.
– Я очень уважаю. За то, что у него только две ноги.
Она прыснула.
– У тебя замечательная семья.
– Да уж… Если забыть про деньги, то такая замечательная, что прослезиться можно.
Она все возила соломинкой по дну стакана.
– Но у меня-то семья была гораздо беднее, чем у тебя…
– Откуда ты знаешь?
– По запаху. Богатый чует богатого, а бедный – бедного.
Джей принес бутылку пива, и я наполнил свой стакан.
– Где твои родители живут?
– Не хочу говорить.
– Почему?
– Приличные люди не любят другим рассказывать, что у них дома творится.
– А ты приличный человек?
Она думала секунд пятнадцать.
– Хотелось бы им быть. Если серьезно. А кому не хотелось бы?
– Нет, ты все-таки расскажи.
– Зачем?
– Во-первых, тебе все равно надо об этом кому-нибудь рассказать, а во-вторых, я никому не проболтаюсь.
Она улыбнулась, закурила и три раза выпустила дым, молча глядя на древесные разводы, тянущиеся по стойке.
– Отец умер пять лет назад от опухоли в мозгу. Целых два года мучился, просто ужас.
Мы на него все деньги истратили, начисто. Вдобавок вымотались до того, что семья развалилась. Хотя это обычное дело.
Я кивнул.
– А мать?
– Живет где-то. На Новый Год открытки присылает.
– Не любишь ты ее, похоже?
– Похоже…
– А братья, сестры?
– Одна сестра. Мы близнецы.
– И где она?
– За тридцать тысяч световых лет отсюда.
Сказав это, она нервно засмеялась и уложила свой стакан набок.
– И чего это я про семью гадости говорю? Даже тоскливо становится.
– Да ничего особенного. У каждого есть что-нибудь этакое.
– И у тебя есть?
– И у меня. Бывает, обниму любимую игрушку – и плачу…
– А какая у тебя любимая игрушка?
– Крем для бритья.
Тут она засмеялась уже веселее. Как не смеялась, наверное, уже несколько лет.
– Слушай, – сказал я, – что ты пьешь какой-то лимонад? У тебя сухой закон?
– Хм, вообще-то я сегодня не собиралась… Ну да ладно!
– Так что ты будешь?
– Белое вино, только похолоднее.
Я подозвал Джея и заказал еще пива и белого вина.
– Скажи, а как себя чувствуешь, когда у тебя есть близнец?