Лица говорящих мужчин были окутаны облачком тумана. Но большинство из них молчали или говорили шепотом. Никто, в том числе и сам Хейке, не знал в точности, где находится ущелье.
Теперь уже трудно было вспомнить, кто первым назвал так это место. Кто-то наверняка побывал здесь и видел все, иначе откуда было взяться этому названию?
Она думала об этом, осторожно ступая по заснеженной, обледенелой земле. А может быть, за ним погнались эти косматые твари и ему не удалось уйти от них?
Наверняка так оно и было! И теперь он мертв, и больше никто сюда не приходил. Во всяком случае, не возвращался отсюда живым. До прихода Хейке. Но Хейке — существо особое.
Она посмотрела на громоздкую фигуру впереди себя. У нее мороз пошел по коже при мысли о том, что, возможно, он ее родственник. Далекий, разумеется, но Арв Грип рассказывал о родовом проклятии.
Неужели она тоже из рода Людей Льда? Ей трудно было это себе представить. В таком случае она рисковала родить таких же уродливых детей.
Теперь она была окончательно уверена в этом: она никогда не выйдет замуж. Никогда!
Ведь, судя по словам господина Грипа, подобные Хейке «меченые» чрезвычайно редко обладали такими качествами как сговорчивость и душевное благородство. Большинство «меченых» были чудовищами, и это касалось также их души.
А сам господин Грип?..
Она по-прежнему называла этого человека, за которого собиралась выйти замуж и который, как говорили, был ее отцом, господином Грипом! Хотя они были с ним на «ты». Но в своих мыслях и в своих чувствах к нему она слишком далеко не заходила.
Ах, какой сложной оказалась жизнь! И сама она была не в состоянии сделать ее более простой.
Виновник всех душевных передряг Гуниллы, Карл Кнапахульт, лежал в постели и жаловался самому себе.
Эбба отправилась на свадьбу, бросив на произвол судьбы своего бедного, умирающего мужа. В последнее время Эбба вообще стала невыносимой.
— Ты же знаешь, Господи, — шептал он, — Ты же знаешь, как эти грешные люди избили меня! Она колотила меня хлебной лопатой, а потом кочергой. Но ведь Тебе вершить суд, Господи, и я целиком полагаюсь на Тебя. Но Судном дне, когда Ты обратишь свой взор на Твоего покорного слугу Карла Кнапахульта и оправдаешь его в глазах всех людей и усадишь его рядом с собой… В то время как жена его, Эбба… Ее Ты низвергнешь в огонь… Ты сделаешь это, Господи, не так ли? Чтобы вся деревня увидела, как она наказана за то, что избила Твою кроткую овечку! И пусть они услышат ее вопли отчаяния, Господи! Пусть услышат, как она умоляет пощадить ее. «Дорогой, дорогой Карл, — будет умолять она. — Дорогой Карл, я знаю, что поступила дурно и несправедливо по отношению к тебе, и я прошу простить меня за все, за все то зло, которое я причинила тебе. Спаси меня, спаси меня от гибели!»
Карл был настолько захвачен своими видениями, что даже сел на постели.
— Но мы не станем спасать ее, Господи, не станем! Нет, она и все остальные увидят, кому помогает Бог. Взять, к примеру, Ларса Форсхавена… Тот, кто сказал, что мои овцы бродят по его полю. Ну и что в этом такого? В тот год трава на моем участке была такой плохой, что мне пришлось дать им немного попастись на его поле. Что в этом страшного? Он должен получить по заслугам, Господи! Мы отправим его в геенну огненную, не так ли? И еще этот мерзкий хозяин имения, который никогда со мной не здоровается. И этот ленсман, который спрашивал, откуда у меня деньги. Ты же знаешь. Я сказал, откуда: их дала мне одна богатая вдова, но он не поверил. «За что же она тебе дала их?» — спросил этот негодяй. Не стану же я говорить о том, что она была не прочь, чтобы я повозился у нее под юбкой? Об этом я ничего, разумеется, не сказал, поскольку с моей стороны это было просто благодеянием. Женщины, когда они одиноки, временами испытывают трудности, так что ей было очень приятно, когда я слегка погладил ее между ног, что, кстати, понравилось и мне. Ты же знаешь, не моя вина в том, что она просила меня проделывать это снова и снова. А вот еще мать Агата, которая дурно отзывалась обо мне. Ее следует отдать на растерзание дьяволам. И, конечно же, Угле-Кьерсти, но она уже давно сама себя осудила, отвернувшись от Тебя. Ты ведь займешься ею немедленно, не так ли, чтобы у нее не было времени болтать о тех деньгах, которые я дал ей недавно за лечение? Дай ей умереть немедленно, наказав ее тем самым за то, что она повернулась к Тебе спиной, занимаясь безбожным чернокнижием!