75 
Теперь у меня было по шапке в каждой руке. Женщина крутила ручку. «Музыка» играла. Дождь заливал мне лоб, глаза, рот.
На дальнем конце моста я остановился, чтобы принять трудное решение: какую из шапок взгромоздить на мокрую голову?
В следующие несколько недель я часто проходил по мосту, но там либо стояла старая пара с шарманкой, либо вообще никого не было.
В предотьездный день жена стала упаковывать новую шапку вместе с моими.
– Спасибо, не надо, – сказал я. – Пусть полежит на каминной полке.
Вечером управляющий гостиницей зашел к нам в номер с бутылкой. Говорили долго и хорошо, засиделись допоздна. Пламя веселым оранжевым львом играло в камине, бренди – в бокалах. На мгновение все замолчали, вероятно, почувствовав, как тишина мягкими белыми хлопьями падает за окном.
Управляющий, держа бокал, смотрел на бесконечное кружево, потом перевел взгляд вниз, на серые ночные плиты, и вполголоса произнес:
– "Нас осталось совсем немного".
Я взглянул на жену, она – на меня.
Управляющий заметил:
– Так вы знаете его? Он вам тоже говорил?
– Да. Но что это значит?
Управляющий глядел на темные фигуры и прихлебывал бренди.
– Раньше я думал, что он участвовал в заварушке, и что членов ИРА3 осталось совсем немного. Но нет. А может, он хочет сказать, что мир богатеет и нищих становится все меньше. Или пропадают люди, которые умели смотреть и откликаться на просьбу. Все заняты, мельтешат, всем некогда вникать. Но я думаю, все это чепуха и накипь, слюни и сантименты.
Он отвернулся от окна:
– Так вы знаете «Нас осталось совсем немного»?
Мы с женой кивнули.
– И женщину с ребенком?
– Да, – сказал я.
– И ту, у которой рак?
– Да, – сказала жена.
– И человека, которому нужен билет до Корка?
– Белфаста, – сказал я.
– Голуэя, – сказала жена.
Управляющий грустно улыбнулся и вновь поглядел в окно.
– А пару с шарманкой, которая не играет мелодию?
– Раньше-то хоть играла? – спросил я.
– В моем детстве – уже нет.
Лицо управляющего омрачилось.
– Знаете нищего с моста О'Коннелла?
– Которого? – спросил я.
Однако я знал которого, потому что смотрел на каминную полку, где лежала шапка.
– Видели сегодняшнюю газету? – спросил управляющий.
– Нет.
– "Айриш Таймс", маленькая заметка в нижней половине пятой страницы. Похоже, он устал. Выбросил концертино в реку. И прыгнул следом.
Так он был вчера на мосту! А я оставался дома!
– Бедолага! – Управляющий невесело хохотнул. – Какая смешная, страшная смерть. Дурацкое концертино – терпеть их не могу, а вы? – падает вниз, как больная кошка, нищий летит следом. Я смеялся и сам стыдился этого смеха. Да. Тела так и не нашли. Пока ищут.
– Господи! – вскричал я, вскакивая. – О, черт!
Управляющий смотрел на меня, дивясь моему волнению.
– Вы ничем не могли бы ему помочь.
– Мог! Я ни разу не дал ему даже пенни! А вы?
– Если вспомнить, да, тоже ни разу.
– Но вы еще хуже меня! Я сам видел, как вы носитесь по городу, раздавая монетки направо и налево. Почему, почему не ему?
– Наверное, мне казалось, что это перебор.
– Да, черт возьми! – Я тоже стоял теперь у окна, смотрел на кружащий снег. – Я думал, непокрытая голова – прием, чтоб меня разжалобить! Дьявол, через какое-то время начинаешь думать, что все – только уловки! Я шел зимними вечерами под проливным дождем, а он пел, и мне становилось так зябко, что я ненавидел его до дрожи. Интересно, со сколькими людьми получалось так же? Вот почему ему никто не подавал. Я думал, он такой же профессионал, как и все. А может, он был настоящий бедняк и только в эту зиму начал просить подаяния, продал одежду, чтобы купить еды, и очутился на улице без шапки.
Снег падал быстрее, скрадывая фонари и серые статуи под ними.
– Как их различить? – спросил я. – Как узнать, кто честный, а кто – нет?
– Беда в том, – сказал управляющий тихо, – что никак. Многие попрошайничают так давно, что очерствели, забыли, с чего все начиналось. В субботу была еда. В воскресенье кончилась. В понедельник они попросили в долг. Во вторник стрельнули первую спичку. В четверг – сигарету. А через несколько пятниц оказались перед дверями отеля «Ройял Иберниен». Они не смогут объяснить, что с ними произошло и почему. Одно точно: они висят над обрывом, цепляясь кончиками пальцев. Может, тому бедолаге с моста О'Коннелла наступили на руки, и он отпустил хватку? Что это доказывает? Нельзя замораживать их взглядом или смотреть мимо. Нельзя убегать и прятаться. Можно только давать всем без разбору. Если начнешь проводить градации, кто-нибудь обидится. Я жалею, что не подавал слепому певцу всякий раз, как проходил мимо. Ладно. Ладно. Будем утешаться, что дело не в наших шиллингах, а в его семье или прошлом. Теперь не узнаешь. В газете нет даже имени.
75 
