122 
Призыв охотничьего рога из глубины леса оторвал ее от грустных размышлений. Правила охоты были известны Марианне слишком давно, чтобы она не узнала выезд охотников, и она живо встала, машинально разглаживая юбку.
– В седло! – воскликнула она. – Они едут!
– Минутку! – сказала Фортюнэ с успокаивающим жестом. – Прежде надо узнать, в какую сторону они направляются.
Обе женщины, затаив дыхание, прислушались, стараясь разобраться в отдающемся эхом собачьем лае и пении рожков. Затем г-жа Гамелен одарила подругу торжествующей улыбкой.
– Великолепно! Мы сможем перерезать им дорогу. Они движутся к Высокому Столбу! Вперед! Я покажу тебе дорогу, потом ты поедешь одна. Я останусь немного сзади, раз Его Величество не хочет меня видеть! Вперед!..
В едином порыве обе молодые женщины взлетели в седла, затем, хлестнув лошадей, помчались галопом через лес, направляясь на звуки рога. Сначала они ехали по прорезающей заросли лесной тропе, пригибаясь, чтобы избежать ударов свисавших веток. Этот путь, изобиловавший скалами, подъемами и спусками, оказался трудным, но обе они, особенно Марианна, были превосходными всадницами и умело, не теряя скорости, объезжали препятствия. В обычное время Марианна получила бы огромное удовольствие от такой стремительной скачки по одному из красивейших лесов Европы, но ставка в этой игре была слишком важной и грозила трагическими последствиями. От этого стремительного бега ради жизни Язона Бофора зависела, и она прекрасно понимала это, также и ее собственная жизнь. Травля продолжалась долго. Загоняемое животное словно находило удовольствие в том, что меняло направление и путало следы, и прошло около часа, пока среди оголенных веток не показалось белое пятно несущейся во весь опор своры. Собаки подали голос, ничуть не уменьшая скорости. Уже давно сигналы егерей дали знать Марианне, что животным был кабан, и в ее нервном состоянии она обрадовалась этому, ибо никогда не находила ни малейшего удовольствия от облав на косулю, оленя или лань, чья красота и изящество всегда волновали ее.
Голос придержавшей свою лошадь Фортюнэ долетел до нее по ветру:
– Теперь иди одна… Они там.
И точно, Марианна смогла заметить кабана – громадный черный всклокоченный снаряд, пронесшийся по лесу с настигающей его сворой, затем серых лошадей доезжачих, которые изо всех сил трубили в рога… Император должен быть близко… Ударом пятки она заставила лошадь ускорить ход, бросилась через кустарник, перескочила ствол большого упавшего дерева и… как бомба, налетела на скачущего в галоп Наполеона.
Чтобы избежать столкновения, обе лошади одновременно стали на дыбы, но, в то время как Марианна осталась в седле, император французов от неожиданности потерял стремена и свалился на упругий мох.
– Тысяча громов! – закричал он. – Какая… скотина!..
Но Марианна уже была на земле и упала на колени перед ним, ужасаясь содеянным.
– Это я, сир… это только я! О, сжальтесь, простите меня! Я не хотела, видит бог! С вами ничего не случилось?
Наполеон разъяренно взглянул на нее и живо встал, вырвав из ее рук упавшую при падении шляпу, которую она подняла.
– Я считал, что вы высланы, сударыня! – проговорил он таким ледяным голосом, что молодая женщина ощутила, как дрожь пробежала по ее спине. – Что вы делаете здесь?
Даже не думая подняться, она устремила на него умоляющий взгляд.
– Мне необходимо было увидеть вас, сир, поговорить с вами… любой ценой!..
– Даже ценой моей спины? – съязвил он. Затем добавил с явным нетерпением: – Да поднимитесь же! Мы выглядим смешно, и вы прекрасно видите, что сюда идут…
Действительно, три человека, которых Император, очевидно, обогнал, мчались как ураган. Первый носил пышную форму гусарского генерала, второй – зеленую одежду императорского ловчего, и третий, единственный, кого Марианна знала, был Рустан, мамелюк. В одно мгновение генерал слетел на землю.
– Сир, – с беспокойством осведомился он, – с вами что-нибудь случилось?
Но ответ он получил от беззаботно улыбнувшейся Марианны:
– Это со мной кое-что случилось, генерал! Моя лошадь понесла, и я оказалась здесь одновременно с Его Величеством. Лошади стали на дыбы, и моя сбросила меня на землю. Император был так добр, что оказал мне помощь. Я благодарила его за это…
Она видела, что по мере того, как она дипломатично сочиняла эту маленькую ложь, Наполеон расслабил сжатые челюсти, и его ледяной взгляд смягчился. Непринужденным жестом он стряхнул с полы своего серого сюртука прилипший сухой лист.
122 
