Если таковые имеются. Может быть, все началось как раз с Ханны.
Это предстояло выяснить.
Доктор Сёренсен сказал, что человек перевоплощается каждые семьдесят лет. Но это неверно! Семьдесят лет проходит между смертьючеловека и его рождением заново. Допустим, что Ханна родилась примерно в 1500 году, предположительно до…
— Я хочу вернуться в 1390 год, — тихо произнесла вслух Тува. — Посмотрим, что из этого выйдет!
«В 1390-ый, — воззвала она мысленно. Я хочу вернуться именно в этот год. Если я ошиблась, если я окажусь слишком юной или слишком старой, или же буду находиться между смертью и новой жизнью, я всегда смогу переместиться вперед или назад во времени. Это очень удобно! В XIV веке Тенгель Злой погрузился в свой первый сон, по-видимому, очень глубокий. Так что я спокойно могу перенестись в это столетие».
Но конечно же, она храбрилась. Предпринимать подобное путешествие в одиночку было рискованно. Но второй раз обращаться к доктору Сёренсену она уже не могла. К тому же он самговорил, что все это можно проделать самостоятельно — если у человека крепкая психика.
Что-что, а психика у нее достаточно крепкая, в этом она уверена.
И тут вдруг она обнаружила, что очутилась совершенно в другой обстановке.
Лес. Ночь, сквозь голые деревья светит месяц. Холодно, — очевидно, она на севере.
Первое чувство — страх. Но не Тувин страх перед неизведанным, а страх этого незнакомого существа. Животный страх, похоже, не покидавший его ни на минуту. Тува знала, что она — существо женского пола и что одежда, в которую она одета, темно-коричневого, почти черного цвета. А может, это ей так казалось в ночной темноте?
Удивительно, каким непрерывным потоком поступала к ней информация. Разумеется, это были знания ее прежнего «я», ставшие теперь ее знаниями, и все-таки они оставляли странное ощущение. Одежду эту она выткала и сшила сама. Из мягких натуральных волокон, с примесью овечьей шерсти, подобранной ею с пола в чужих овчарнях.
Она стояла возле костра, до ужаса одинокая. Но не старая, примерно одних с Тувой лет.
«Меня зовут Халькатла, — подумалось ей. — И у меня нет семьи, все мои близкие умерли. Но там, в долине, у меня множество родичей».
Тут дало о себе знать новое чувство. Яростная ненависть ко всему окружающему. Это чувство было Туве слишком хорошо знакомо, она не раз испытывала его в собственной жизни.
Она огляделась по сторонам. Корявые, не очень высокие стволы деревьев…
Это могла быть только горная береза.
Она была на севере, в горной долине, одинокая, несчастная изгнанница.
Тува мысленно чертыхнулась. Мало того, что она снова очутилась в долине Людей Льда, точь-в-точь как Ханна. Она была еще и одной из проклятых изгнанников, и опять — колдуньей. Подобно Ханне и Туве, эта самая Халькатла осталась в живых, — ее не удушили при рождении, как тех, что родились во временном промежутке. Но ее ожидала отнюдь не счастливая жизнь.
Ну а Ханну разве ожидала счастливая? Или Туву?
Может, несмотря ни на что, лучше всего было тем, кто был убит при рождении?
«Ну что бы мне хоть раз пожить в свое удовольствие!» — подумала Тува.
На нее напал сильный голод. Неутолимый голод.
Но сильнее всего был страх. Она знала теперь, чем он вызван. За ней охотились, ее преследовали родичи, Люди Льда. Она была одной из тех, кто творит зло. Потому-то она и не смела спать, не смела приближаться в поисках еды к их жилищам.
Туву охватило глубокое сострадание. Ей гораздо больше повезло в жизни, чем Халькатле.
Впрочем, Тува уже обвыклась. Теперь она была — Халькатла, со всеми ее печалями и ненавистью. Сколько ей было ведомо колдовских заклятий! Сколько жизней было на ее совести! И это согревало ей сердце. То, что она погубила столько честного народу в долине, погубила с помощью колдовства.
Она проберется к ним этой ночью и промыслит какую-нибудь еду. Это будет по справедливости, ведь она голодна, как волк. У них есть все, а у нее — ничего.
Халькатла сгребла золу на горящие угли, чтоб костер не погас к ее возвращению. Взяла в руки посох и отправилась в синюю ночь.
Так оно когда-то на самом деле и было. Тува проживала сейчас одно из мгновений убогой жизни Халькатлы в 1390 году в долине Людей Льда.
Бесснежное, схваченное морозом поле. В озере отражается месяц. Красиво — но до чего холодно!