– Не забывайте о своем сыне! – напомнила Леонарда, у которой не было других доводов. – Вот уже шесть месяцев, как вы его оставили, но и до этого вы не так много видели его! Разве вы не скучаете о своем первенце?
– Да, конечно... но мне кажется, что я больше люблю этого маленького ангела. У того есть все...
– Кроме отца! – строго ответила Леонарда. – У Лоренцы будут и отец и мать, не считая вас, потому что вы ее не оставите. Потом, не забывайте, что Лоренца принадлежит к благородному роду. Она – настоящая флорентийка!
– Да, она флорентийка гораздо больше, чем я сама! Но признаюсь вам, что я не думала о ее отце, пока носила ее... не думаю о нем и сейчас. Это говорит о том, что я не любила Лоренцо по-настоящему. А она, возможно, его не увидит никогда.
– Вы об этом не можете ничего знать, – покачала головой Леонарда. – А теперь я должна послать папашу Анисе в Париж и передать с ним письмо. Флорана слишком хорошо знают все соседи, и ему не стоит показываться там.
Фьора плакала и умоляла Леонарду, но та оставалась твердой, хотя в глубине души была полна жалости и смятения. Она туго перевязала Фьоре грудь, чтобы остановить молоко, правда, она помнила, что при рождении Филиппа молока у Фьоры практически не было. Фьора никак не успокаивалась, переходила от слез и жалоб к угрозам, и Леонарда не выдержала:
– Прекратите! Вы ведете себя как ребенок. Подумайте о дочери, ей нужна хорошая кормилица, а у вас мало молока.
Фьоре пришлось смириться. А на другое утро появились взволнованные супруги Нарди, которые не осмеливались проявить радость при виде скорбного выражения лица молодой женщины. Они прибыли на удобной повозке, чтобы малышка проделала это короткое путешествие со всеми удобствами. На улице Ломбардцев уже ожидала тщательно выбранная кормилица. Сами они приехали с подарками, словно надеясь, что изящные кружева и духи смогут хоть немного смягчить горе Фьоры.
Когда Фьора, которая ничего не видела от слез, передавала дочь на руки Агнелле, та ее пылко обняла:
– Мне известно, чего вам это стоит, дорогая, но будьте уверены, что у девочки будет все самое лучшее, а мы с Агноло полюбим ее всей душой. А если вы не сможете приехать и навестить вашу дочь в ближайшее время, обещаю вам, что летом мы сами привезем ее к вам!
– Не знаю, правильно ли это, – вздохнула Леонарда, – уже сейчас видно, что Лоренца-Мария будет копией своей матери!
– Это будет для нее большим счастьем, потому что мне не хотелось бы, чтобы она походила на своего благородного отца, который очень некрасив! Посмотрим, что скажет природа.
– Лоренца-Мария! – приговаривала Агнелла, со счастливой улыбкой покачивая на руках белый сверток, на который Фьора смотрела с полным отчаянием. – Как красиво! Ей дадут это имя сегодня вечером при крещении в церкви Сен-Мерри.
– Уже сегодня вечером! – удивилась Леонарда. – А кого же вы укажете в качестве отца и матери?
– Здесь долго думать не надо, – ответил Агноло. – Мы скажем, что ее родители неизвестны, а мы с Агнеллой будем приемными родителями. Двое наших соседей подпишутся как свидетели.
– Значит, у нее не будет настоящего имени? – горестно прошептала Фьора. – А ведь она могла бы носить фамилию Медичи или хотя бы Бельтрами...
– Разве вы так плохо меня знаете? – не удержался Агноло. – Я дам священнику золота, и он запишет меня ее отцом!
– А кем останусь я? – спросила Агнелла. – Тем более что она, по идее, дочь твоей племянницы?
– Не бойся! – рассмеялся торговец. – Как только им заплатят, приходские чиновники перестанут быть такими уж щепетильными, и у нашего маленького ангела будет имя: Лоренца-Мария де Нарди! Разве это плохо?
– Конечно же, здорово! Ты все так замечательно придумал!
Когда они уехали, дом сразу опустел. Казалось, супруги Нарди забрали с собой все тепло и свет. Фьора лежала на подушках, скрытых под ее распущенными волосами, и молчала. Она смотрела на свои руки, которые совсем недавно обнимали дорогую дочурку. Невыносимая тяжесть сковала ее. Подняв глаза, она посмотрела на заплаканную Леонарду, перевела взгляд на Флорана, который прислонился к камину и уставился в потухающее пламя. Все словно бы и не смели нарушить воцарившееся тяжелое молчание. Похоже было, что и их жизнь отправилась вслед той повозке, которая направлялась к Парижу.
Внезапный приступ гнева вывел молодую женщину из горькой задумчивости. Она не будет больше лежать вот так и предаваться отчаянию. В тишине комнаты прозвучал ее повелительный голос, при звуке которого Леонарда и Флоран вздрогнули.