Особенно,... 
52 
Она не заметила, что в глазах Леонарды появились слезы. Один Мортимер увидел это и, накрыв своей широкой ладонью худые пальцы старой девы, нежно сжал их, не говоря ни слова, и ободряюще улыбнулся.
Некоторое время спустя шотландец покинул дом. Казалось, что Фьора забыла о его присутствии, но когда на пороге он помахал ей на прощание, она улыбнулась ему такой теплой улыбкой, что легкая обида на странное поведение хозяйки дома сразу растаяла в его душе.
– Вы скоро увидите короля? – спросила она.
– Нет, он будет в Плесси через месяц. Мне предстоит тихая жизнь в гарнизоне, что позволит мне часто видеться с вами. Если вы пожелаете поохотиться, то я могу устроить это.
– Охотиться? О нет! – воскликнула Фьора. – С тех пор как я убила человека собственной рукой, мысль о смерти мне стала просто невыносима.
– Какая лицемерка! – покачала головой Леонарда. – Я ни разу не видела, чтобы вы отказывались от кролика или куропатки, приготовленных Перонеллой. Для вкусного жаркого надо убить дичь!
– Конечно, но это буду не я. Кровь вызывает во мне ужас. Я видела ее предостаточно.
Когда Мортимер ушел, Фьора поблагодарила Перонеллу за отличные блюда и быстро поднялась в свою комнату, попросив Леонарду прислать к ней Флорана.
– В такой час? – запротестовала она. – Что вы хотите от него?
– Мне надо поговорить с ним, позовите его.
Неодобрительно поджав губы, Леонарда быстро ушла, насколько ей позволяли ее больные ноги. Когда она вернулась вместе с молодым человеком в комнату Фьоры, она поняла, что не ошиблась относительно ее намерений.
При помощи Хатун, которая с неохотой помогала ей, молодая женщина складывала какую-то одежду и предметы первой необходимости в дорожные сумки. На столе, рядом со шкатулкой, в которой она хранила свои драгоценности и деньги, лежал набитый кошель.
– Я была в этом уверена! – воскликнула возмущенная Леонарда. – Вы снова хотите ехать!
Фьора повернулась к ней и посмотрела на нее так, что бедная женщина поняла, что она ничего не добьется и что ее «голубка» приняла твердое решение.
– Да, я еду. И на этот раз верхом, чтобы добраться быстрее.
– Вы хотите догнать свиту кардинала? Но это же безумие! Вам недостаточно было засады?
– Я не собираюсь присоединяться к нему, – возразила Фьора. – Я, без сомнения, хочу его догнать, а также обогнать так, чтобы меня не увидели. Я доверяю ему только наполовину.
– И добрая половина – это история про Вильнев-Сен-Андре? Незачем ехать туда, когда достаточно написать письмо.
– Аббат, без сомнения, подтвердит рассказ кардинала, но он не сможет описать мне человека, потерявшего память. Я должна поехать туда, вы понимаете? Флоран будет сопровождать меня, если согласится.
– Если я соглашусь? – воскликнул молодой человек, лицо которого просветлело, словно солнце появилось ночью и направило на него свои лучи. – Отдавайте приказания, донна Фьора! Все будет готово на рассвете.
– Они просты: две выносливые лошади, способные проскакать много километров.
– Вам не нужна лошадь для багажа?
– Нет. Мы не должны перегружать себя вещами. А сейчас ложитесь спать. Мы отправляемся с рассветом.
Фьора не осмеливалась смотреть на Леонарду. Та ничего не говорила. Фьора подумала, что старая дева сильно огорчилась и что ей придется выдержать ее слезы, но когда она наконец взглянула на нее, чтобы хоть чем-то утешить, Леонарда и не собиралась плакать. Она бросила на нее разъяренный взгляд и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Услышав стук другой двери, раздавшийся сразу же, Фьора поняла, что она вернулась к себе. Хатун хотела побежать за ней, чтобы успокоить, но Фьора удержала ее:
– Пусть она подуется или даже поплачет! Завтра ее настроение поднимется, и, во всяком случае, я слишком устала, чтобы дискутировать всю ночь. Покончим с этим и – спать!
Так они и сделали. Но рано утром, когда рассвет только забрезжил, Фьора, одетая в костюм пажа, привезенный из Нанси, открыла дверь кухни, чтобы позавтракать. Первое, что она увидела, так это длинные ноги в сапогах, положенные на камень у очага. Затем кожаную тунику и лишь потом недовольное лицо Дугласа Мортимера, Леонарда стояла в нескольких шагах от него, скрестив руки на груди, в ожидании эффекта, который эта картина может произвести на ее воспитанницу.
Флоран, уткнувшись носом в кружку, не произнес ни слова, но по его глазам было видно, что он с удовольствием задушил бы шотландца. Однако первые слова Фьоры были обращены к Леонарде.
52 
