– Вы изволили сказать мне несколько приятных слов, монсеньор, и я не могу забыть их.
– Конечно! Но это была лишь преамбула. Если вы помните, я сказал вам еще, что, по моему мнению, мы бы могли с вами вместе очень многое сделать.
– Я помню, но признаюсь, не очень хорошо поняла, что ваше высочество подразумевало под этим.
– Я подразумевал и подразумеваю, что мы могли бы объединить наши усилия, чтобы вы были полезны вашему родному городу, а я послужил бы интересам церкви.
– Интересная роль, я в этом не сомневаюсь. Но как я смогла бы сыграть ее?
– Вы ведь пользуетесь милостью короля Людовика, как я успел заметить. Мир между народами – это благородная цель, которой надо достичь, и вы могли бы склонить этого трудного человека выказывать больше уважения и понимания по отношению к его святейшеству, к которому король плохо относится.
– Не хуже, чем папа относится к Флоренции, – возразила Фьора. – Его политические цели кажутся ясными даже для такой невежды, как я: благодаря войне он надеется закончить дела, которые его драчуны выполнили только наполовину. Вы что же думаете, что я помогу ему разрушить город моего детства?
– Разрушить? Да что вы! Никогда! Святой отец не хочет зла Флоренции и тем более ее жителям. Этот злосчастный заговор, который замыслили изгнанные Пацци...
– Они, может быть, никогда ничего бы и не замыслили, монсеньор, без благосклонной помощи вашего кузена, графа Риарио. Во всяком случае, невинная кровь Джулиано, пролитая во время пасхальной мессы, разделяет папу и Медичи.
– Пацци были уничтожены все до одного. Кажется, более двухсот человек? Может ли такой поток смыть кровь этого молодого человека?
– Может, это и было бы так, если бы папа не призвал к священной войне, не отлучил Флоренцию от церкви и не наложил интердикт. Монсеньор, Лоренцо всего лишь защищается.
– Он действительно защищается... он один, вопреки интересам народа, который якобы любит. Тогда почему же он не пожертвует собой? Ведь он не владыка божьей волею.
– Если он не жертвует собой, то только потому, что сам народ запрещает ему это. Флорентийцы любят Лоренцо де Медичи и готовы умереть за него, – горячо защищала Фьора Лоренцо Великолепного.
– Все? Я бы не поклялся в этом. И без него город Красной лилии мог бы иметь любезную, образованную и блестящую государыню.
– Государыню? – удивилась Фьора. – Кого же это?
– Графиню Катарину. Разве она не ваша подруга?
– Я действительно дружу с ней и очень уважаю ее.
– Тогда, может быть, вы окажете ей помощь?
Фьора внимательно посмотрела на посетителя с удивлением, смешанным с недоверием. Однако ей удалось прочитать на этом высокомерном лице в его глубоко посаженных глазах только глубокую печаль.
– Какая же помощь ей нужна, чтобы править Римом и папой?
– Возможно, именно ваша. Поймите меня правильно, донна Фьора! Я очень уважаю и ценю Катарину, и мне не хочется видеть ее несчастной.
– Она разве несчастна?
– Да, и больше, чем вы думаете, – сокрушенно сказал кардинал. – И все это из-за вас.
– Из-за меня?
Кардинал поднялся, снова наполнил вином бокал и, пододвинув поближе свое кресло к креслу хозяйки, продолжил:
– В Риме полно шпионов, мадам, и все сразу становится известно. Риарио знает, что его жена помогла вам сбежать во Флоренцию. Легко можно было догадаться, что вам поручили предупредить Медичи о том, что затевалось против него.
– Совсем не желая оскорбить вашу семью, монсеньор, я должна сказать, что ваш кузен не так уж умен, если мог вообразить себе такое.
– Вы правы: он мужлан, но хитер и изворотлив. Он знает также, что жена не любит его. У нее не очень счастливая жизнь, но она была бы гораздо хуже без покровительства святого отца, который благоволит к ней.
– Эта новость сильно огорчает меня, но чем я могла бы ей помочь? – спросила она с сомнением.
– Почему бы вам не написать Катарине письмо, в котором вы выразили бы ей свою дружбу? Вы могли бы в нем добавить также, что готовы поговорить с королем Франции в защиту Ватикана.
Фьора резко встала и посмотрела на своего гостя. От поднимавшегося в ней гнева ее лицо покраснело:
– Поговорим начистоту, монсеньор! Вы что же, хотите, чтобы я попыталась разорвать союз между Францией и Флоренцией, чтобы я предала моих самых дорогих друзей, память о моем отце, моего...
– ...любовника? – закончил фразу кардинал. – Не сердитесь! У нас есть шпионы и во Флоренции. Поймите только одно – человек смертен, и Лоренцо Медичи также. Стоит ему исчезнуть – и Флоренция, которую некому будет больше защищать, откроет папе ворота. А став ее владычицей, донна Катарина позаботилась бы о вашем имуществе, я уверен в этом.