Она прошептала в темноте:
— Я глубоко благодарна судьбе за то, что Вы здесь. Это такая поддержка для меня.
Она думала, что он спит и не слышит ее — так долго она ждала ответа. Наконец она услышала его шепот:
— Вы тоже зажгли для меня свет во тьме, даже если у меня и кошки скребут на душе от того, что Вы вынуждены находиться здесь.
Она проснулась от того, что стало светло. Утреннее солнце пробивалось через решетку в двух маленьких окошках.
Это было что-то вроде амбара, с поперечными балками вдоль стен. Не успела она получше рассмотреть помещение, как страшный храп прервался, и третий заключенный зачмокал губами, облизал пересохший рот, захрюкал и сел.
В амбаре воцарилась зловещая тишина.
— Держитесь спокойно, фрекен Виллему, — прошептал Скактавл, — я сделаю все, чтобы обезопасить Вас. За нами наблюдают снаружи. Они хотят увидеть, как произойдет встреча между Вами и этой паскудной свиньей.
Паскудная свинья? Это звучало не очень-то приятно.
— Какого черта, — произнес грубый голос. — У нас что, гости?
Виллему подсела поближе к Скактавлу, нашла его руку.
— Это помещичья дочка, — сказал он. — Она попалась в лапы наших тюремщиков. Мы попытаемся защитить ее от них.
Человек встал и направился к ним. Было достаточно светло, чтобы Виллему смогла различить его силуэт: огромный, мощный, сутуловатый, с массивной головой и кулаками, похожими на кувалды, болтающимися на уровне колен.
Он подошел к ней, уставился прямо ей в лицо.
— Черт знает что! Настоящая кукла! А глаза-то, глаза!
Осужденный на смерть! Несомненно, это был убийца.
Она инстинктивно подалась назад.
Этого делать не стоило: огромный кулак безжалостно опустился на ее плечо.
— А она ничего, а? Мы ее опробуем, а?
— Оставь ее в покое, — сказал Скактавл. — Она в том же положении, что и мы. Мы должны помогать друг другу.
Верзила вытянул вперед свою обезьянью руку и ударил дворянина в лицо. Тот со сдавленным криком повалился назад.
Виллему бросилась к нему.
— Вам помочь?
— Ничего, не надо, — ответил Скактавл, — я уже привык.
Преступнику не понравилось, что она уделяет внимание Скактавлу. Он снова ударил ее и повернул к себе.
— Черт с ним, пусть там себе копошится, — прорычал он. — Пусть он там бормочет, что мы в одинаковом положении. Я совсем в другом положении! Быть здесь — это спасение для меня. На свободе я был бы уже мертв. А теперь ты, лакомый кусочек, пойдешь со мной в мой угол!
И она услышала возбужденное, нетерпеливое дыханье за стеной, рядом с собой.
Для Виллему это было уж чересчур!
Среди Людей Льда бытовало множество легенд о Суль и о том, что она делала. Истории эти приукрашивались для большого эффекта, многое приукрасила в свое время и сама Суль. И Виллему знала все это, в том числе и ту историю, когда Суль нашла маленькую Мету и спасла ее от сконских ландскнехтов — слышала о том, как она «заколдовала» их.
А этот наглый верзила снова ударил Скактавла и протянул к ней свои лапищи, чтобы утащить ее к себе.
И тут Виллему почувствовала, что она из Людей Льда. В ней загорелся ужасающий гнев, она почувствовала, что глаза ее мечут молнии, она вся переполнилась не сравнимой ни с чем уверенностью в себе.
— Остановись, презренная тварь! — во весь голос крикнула она, как это делала в свое время Суль. — Если ты прикоснешься ко мне своими грязными лапами, я превращу тебя в мерзкую жабу!
Он разинул от удивления рот.
— Ты что, не знаешь, кто я? — продолжала она. — Не видишь мои глаза? Я из Людей Льда! В моих жилах течет кровь ведьм и колдунов! Я могу сделать так, что кровь застынет у тебя в жилах, могу заставить тебя ползать по земле на коленях — я могу заколдовать всех, кто стоит на моем пути!
Вряд ли Виллему была способна на это. Но в этот миг она верила, что может это сделать. И, более того — и она это знала — ее кошачьи глаза засветились удивительным блеском, они сияли и переливались в полутьме — и преступник с воем бросился в свой угол, а Скактавл еле слышно прошептал: «Господи, что же это такое?»
Это мгновенье прошло, и Виллему опять с горечью осознала плачевность своего положения.
Однако действие ее слов оказалось достаточно сильным — в том числе и на тех, кто стоял снаружи. Они молча отпрянули от стены, им было о чем подумать.