– Вы не должны были так поступать! – жалобно всхлипывала она. – Вы не должны были…
На фотографии она имела жалкий вид. «Ты выглядишь так, словно тебя высекли», – сказала ее мать.
Она никому не сказала о том, что произошло. И не потому, что он запретил ей делать это. Нет, просто она выбросила все это из головы, внушив себе, что это был страшный сон.
Иначе она бы просто не осмелилась жить дальше. Но все это оставило в ее душе след. И еще какой след! Карине стала еще более одинокой, чем раньше. Теперь она обходила стороной лесные тропинки, стараясь гулять на открытых местах или же поблизости от человеческого жилья. Но она все равно искала одиночества, это было для нее естественным состоянием.
И в то же время она тосковала по человеческому общению, которое теперь было для нее недоступно.
Она часто чувствовала себя Широй в пещере, о которой она читала в хрониках Людей Льда. Шира находилась тогда в полной и беспросветной пустоте.
Огромное расстояние отделяло ее от людей.
В тот день, когда ее старшая сестра Мари явилась со свидания со своей Единственной и Великой Любовью, Карине накрывала на стол. Они ждали гостей из Липовой аллеи. Мари, восторженная и счастливая, мимоходом обняла Карине. Как всегда, когда кто-то прикасался к ней, Карине вздрогнула и отпрянула назад. Но Мари была настолько переполнена счастьем, что не заметила этого.
Мари направилась в свою комнату, чтобы записать свои дневные впечатления в дневник, который вела тайком и прятала под комод. «Сегодня он сказал мне, – записала она. – Он сказал мне „Привет“ и заглянул в глаза».
Перевернув назад одну страницу, она прочитала прежнюю запись: «Сегодня он посмотрел на меня! О, я счастливейшее в мире существо!»
Она изумленно уставилась на эту надпись. Она относилась совсем к другому мальчику. К тому, с кем она давным-давно уже порвала. Он оказался просто ничтожеством!
Она торопливо вернулась к своему нынешнему кумиру, но энтузиазма у нее стало гораздо меньше. Она не знала, что ей написать, потому что перед этим хотела написать: «Я счастливейшее в мире существо!»
В гостиной послышались голоса. Хеннинг Линд из рода Людей Льда, восьмидесятидевятилетний старик, пришел в гости к Ветле и его домочадцам. Ионатан, которому было уже пятнадцать и который поэтому знал все, спорил с главой рода об одном камне, лежащем на поле в Липовой аллее.
Этот камень лежал там с давних времен, неподалеку от усадьбы, и всегда этот камень мешал вспахивать поле, и многие поколения крестьян выражали из-за этого недовольство. Начиная со времен Тенгеля Доброго, крестьяне пытались разбить этот камень молотками, кувалдами, зубилами и основательно уменьшили его в размерах, но камень был по-прежнему достаточно велик для того, чтобы досаждать новым хлебопашцам.
Ионатан решительно заявил:
– Достаточно подложить туда немного динамита, и проблема решена.
Уставившись на юношу, почтенный старик сказал:
– Если ты решил использовать динамит, значит, ты ничегошеньки не понял.
Ионатан удивленно уставился на него, и тот продолжал:
– Мой отец Вильяр все свое свободное время долбил камень. С помощью зубила ему удалось отколоть от камня несколько кубических сантиметров. Мой дед Эскиль делал то же самое, а до него этим занимался Хейке. И когда пришла моя очередь хозяйничать в Липовой алее, я принялся делать то же самое. Андре тоже приложил к этому руку, и Рикард, будучи ребенком, помогал ему. Понимаешь?
Ионатан стыдливо кивнул.
– Родовая борьба с камнем. Я понимаю. Раньше он был более крупным, не так ли?
– Он был огромным! Говорят, что во времена Аре он был высотой в два человеческих роста.
– Ого! А теперь на него можно смотреть сверху вниз!
– Да. Тебе понятен смысл этой борьбы, выскочка?
И они пошли смотреть знаменитые крокусы Ханне.
Мари спустилась вниз, все еще переполненная впечатлениями от встречи с Единственным. Она бормотала себе под нос школьные вирши: «Я знаю местечко, где бродят овечки…»
Ионатан, всегда дразнивший ее, тут же все переврал:
– «Эта штука у козла на полметра отросла».
– Ионатан! – возмущенно воскликнула Мари, бросаясь к нему.
Никто из них не заметил, что Карине торопливо вышла из комнаты. Тема разговора была для нее мучительна.