— Объясни, в чем мое преступление?
Было настоящим облегчением вновь услышать голос.
— Твое преступление? Тебе следовало бы об этом знать. А ты не знаешь в глубине души, что красива? Разве ты не кичишься тем, что ты нечто большее, чем другие? Неужели ты не гордишься тем, что ты — избранная?
— О, это несправедливо! Именно против этого высокомерия я и боролась всю свою жизнь. Насколько же покорен должен быть тогда человек?
— Да, ты боролась, — отвечал голос. — Иначе ты бы уже здесь не была. Теперь-то ты достаточно напугана? Теперь-то ты знаешь, что ты совсем не лучше тех несчастных, на которых ты, несмотря ни на что, смотрела сверху вниз?
— Да, да, я знаю, — простонала Шира на пределе своих сил. Ее потные руки скользили. Отвратительная масса колыхалась и тянула ее за ноги, она хотела всосать ее в себя.
Казалось, что нить, которая была закреплена с обеих сторон, была невероятно высоко над ней. Если бы только она смогла…
Одним махом она высвободила руку и подбросила тело вверх. Она почувствовала, как пальцы режет натянутая нить, но это было почти облегчением. Она немного отдышалась и ухватилась и другой рукой. Теперь она могла держаться за края сети и постепенно карабкаться наверх.
В конце концов она, обессилев, вновь лежала на паутине, не в состоянии сделать ни шага дальше.
— Слава Богу, пламя опять разгорается, — сказал Даниэль.
— Но оно едва не погасло. Интересно, что же там произошло?
— Об этом нам сможет рассказать только Шира, — заметил Ировар. — Если будет в состоянии это сделать, и если захочет.
То гаснущий, то вновь разгорающийся факел завораживал Даниэля, и не только его, но и всех, кто напряженно ожидал в гроте. Он слышал, как глубоко и с облегчением вздохнул Вассар и видел, как Ировар вытирает с лица пот, выступивший от страха.
И тут Map впервые заговорил, все вздрогнули при внезапных звуках этого скрипучего, мертвого голоса.
— А сколько, собственно, я должен здесь стоять?
— Пока она не выйдет оттуда, — резко сказал Сармик. — Или до тех пор, пока не останется никакой надежды.
— Ее путешествие меня не касается.
— Да, мы знаем. Но эта наша единственная возможность покончить с проклятием, тяготеющим над нашим родом.
Именно так реагировали и озлобленные проклятые из любимых Даниэлем Людей Льда. «Это опасно, — подумал он, — потому что коварный Map может просто взять и уйти. И тогда Шире конец». Даниэль в раздумье сунул руку под рубашку и взял в ладонь корень. «Сделай так, чтобы он стоял тут, наверху», — подумал он.
Map не сказал ничего больше. Своими узкими глазами он смотрел на маленькую группу людей у стены пещеры справа от себя. Они настолько устали, что почти валились с ног. Усталые и подавленные.
Все — за исключением одного. Желтые глаза Мара остановились на Даниэле, он поднял верхнюю губу и зашипел, как будто защищаясь. Даниэлю показалось, что его острые уши прижались к голове.
И тут Map отвернулся и продолжал стоять уже тихо.
Вассар задумчиво посмотрел на него.
— На самом деле ничего странного в этом нет. Ведь именно Map оказался Шире ближе всех.
Сармик удивился:
— Я никогда не видел более разных существ!
— Нет, но подумай сам, — настаивал Вассар.
— Конечно, ты прав, — проговорил Даниэль. — Один проклят, другая — избрана. И никто из нас не похож на них.
Судя по выражению лица Мара, он едва ли был польщен сравнением с Широй.
Вассар поудобнее устроился на каменном полу и закрыл глаза. Спать он не мог, но решил воспользоваться случаем и отдохнуть.
Лунный свет постепенно вползал в пещеру.
У Ширы не было ни сил, ни воли, чтобы вновь подняться. Бесконечно медленно она ползла по постоянно трещащей паутине, всхлипывая и дрожа, приближаясь к темному выходу, который освещало для нее пламя факела. Ее уже не волновала потрясающая красота зала, не занимали зеркала, единственное, что она чувствовала, это невыносимый страх — она боялась снова упасть. Каждый раз, когда сеть трещала и немного прогибалась под ее тяжестью, она громко вскрикивала, и ее крики эхом отдавались под высокими сводами.
Делая последние неверные шаги, она была почти слепа от страха и головокружения. Шира была совершенно уверена, что перед входом в скалу нити, крепящие сеть к скале, оборвутся, или что издевательский язычок пламени снова окажется далеко перед ней, поэтому, когда она протянула руку к камню и втащила себя на твердую почву, поверить не смела в свою удачу. Она лежала там долго, неподвижная, дрожащая; чувствовать под головой холодный камень было подлинным наслаждением.