— Нет, нет! Я как аккумулятор: любовь во мне все прибывает и прибывает, и теперь ее гораздо больше, чем раньше.
— Но никто не хочет воспользоваться ею? Опустив глаза, она сказала:
— Да. И я не хочу больше влюбляться. Это приносит такие муки.
Она хотела спросить у него, откуда он так много знает о ее прошлом, но вид у него был такой усталый и измученный, что она не решилась тревожить его подобными пустяками.
— Во мне самом столько нерастраченной любви, — задумчиво произнес он. — Светлой, радостной, обнадеживающей любви. Но вокруг меня бродят лишь тени.
— Если бы я была твоей подругой, я бы приняла и твою мрачную любовь, Натаниель. Потому что это часть тебя, мимо которой пройти невозможно. И я надеюсь, что ты когда-нибудь встретишь ту, кто поймет это.
Она отвернулась, не желая, чтобы он заметил ее печаль.
Но он это, конечно же, заметил.
— Эллен, — тихо сказал он.
— Да…
— То ужасное, что ожидает нас, произойдет еще очень не скоро.
Подняв голову, она посмотрела на него.
— Тебе это известно? — спросила она.
— Да. Это произойдет не сейчас. Но только не думай, что я настраиваю тебя на какое-то — Бог весть какое — ожидание!
— Не бойся, — радостно улыбнулась она. — Я и не думаю влюбляться в тебя. Я хочу быть просто твоим другом. Я так нуждаюсь твоей дружбе!
— И я в твоей, Эллен. Я только думаю, что…
— Что? — нетерпеливо спросила она.
— Нет, ничего. Просто у меня есть к тебе два вопроса. Первый: что за семейный скандал у вас произошел? Не могла бы ты рассказать мне об этом прямо сейчас? Тебя ведь по-прежнему что-то гнетет.
Она сразу съежилась.
— Конечно, этот скандал был для меня очень неприятен! И до сих пор меня мучает мысль о нем. Я много дала бы за то, чтобы услышать твое мнение по этому поводу. Но, как я уже сказала: я могу очернять себя сколько угодно, в особенности, перед тобой. Но чувство приличия подсказывает мне, что я не должна чернить других. «О покойниках плохо не говорят…» и все в таком духе. И о живых тоже.
Он удивленно уставился на нее, но, поскольку она ничего больше не сказала, кивнул.
— Я уважаю твою точку зрения, хотя мне кажется разумным, чтобы ты рассказала о темных пятнах своей семьи. Или никаких темных пятен там нет?
— Есть. Но не об этом речь. Ты собирался задать мне два вопроса. Не пытайся увиливать! Он улыбнулся.
— Нет, учитывая, что то ужасное, что должно произойти между нами, произойдет не сейчас…
— И что? Почему ты не договариваешь?
— Потому что я не уверен в том, что мы поступаем неправильно. Но… хочешь, чтобы я освободил тебя от твоего детского страха?
— От этих воспоминаний?
— Да.
— Что для этого требуется?
— Прежде всего, мы должны вернуться на то самое место.
Внезапно ее обдало холодом.
Они остановились на полдороге к гостинице. Эллен пыталась сосредоточиться, но все плыло у нее перед глазами: пейзаж, река, солнечный свет, птицы, автомобили… все!
Снова увидеть его!
Вернуться в эту жуткую долину… вместе с Натаниелем.
Снова пройти через весь этот кошмар…
Нет, нет, ни за что!
— Да, спасибо, — ответила она.
— Превосходно! Но мы не можем сделать это сейчас, сначала мне нужно заняться другим. Трое детей бесследно исчезли три недели назад. Ходят слухи о черной магии и прочих жутких вещах.
— Могу я поехать с тобой? Натаниель задумался.
— В Англию? Нет. Это невозможно. Но если хочешь, я напишу тебе.
— О, да! Напиши, будь добр! Длинные отчеты, каждый день!
— Только этого не хватало! — засмеялся он. — Ну, ладно. Тогда я оставлю тебе свой адрес. Сказав это, он задумался.
— Я понимаю, — торопливо произнесла она. — Ты не даешь кому попало свой адрес. Но на меня ты можешь положиться. Я никому не скажу о тебе и о том, что здесь произошло, никому не назову твоего имени.
— Это хорошо, — улыбнулся он, доставая ручку и бумагу. Записав свои данные, он вырвал из записной книжки листок и протянул ей.
— Может быть, заберем твой багаж и тем самым покончим с гостиницей «У старой переправы»?
— С радостью!
Они пошли дальше. Солнце уже припекало.
— Этот листок, который я дал тебе, Эллен… Если я понадоблюсь тебе, немедленно позови меня! Но я надеюсь, что подобное с тобой больше не случится.