115 
– Но мне было приятно.
– Ты уже начала жить дальше, – снова повторила Ева. – Это не просто и не быстро дается. Тебе захочется, чтобы все закончилось побыстрее. Родителям тоже. Но так просто это не закончится. Если кто-то говорит тебе обратное, они-то как раз и не могут понять, каково это. Наверно, не их в этом вина, хотя это раздражает и… иногда причиняет боль.
Дарли быстро с силой кивнула, так что слезы вновь покатились у нее из глаз.
– Ты будешь злиться, тебе будет страшно, – продолжала Ева все тем же обыденным тоном. – Время от времени ты будешь снова думать о том, что это ты сама во всем виновата. Это брехня.
– На меня теперь все будут по-другому глядеть.
– Да, наверное. По крайней мере какое-то время. Они будут тебя жалеть, иногда тебе от этого будет тошно. Совсем тошно, потому что тебе будет хотеться, чтобы все стало, как прежде. Как прежде, уже не будет.
– Ни за что не смогу вернуться в школу.
– Нет, детка, – усмехнулась Ева, так что Дарли удивленно заморгала, – со мной этот трюк не прокатит. Но попытка засчитана. Покупать тебе мороженое, расчесывать волосы, держать за руку и вытирать слезы могут и другие, вон их сколько. Я тебе скажу все начистоту. Жить дальше с тем, что с тобой произошло, ты научишься. Что дальше делать с этой жизнью, решать тебе самой.
– Мне страшно, что он опять меня найдет.
– А это уже моя работа, сделать так, чтобы не нашел. – «Победитель чудовищ, – вспомнила Ева. – Может, на первое время это и впрямь сработает». – Я свою работу делаю хорошо. Тебе не обязательно мне рассказывать, что он с тобой делал. Но если ты расскажешь мне все, что помнишь про него самого и про ту женщину, про их квартиру, о чем они разговаривали и разговаривали ли они еще с кем-нибудь, будет здорово.
– Она сказала, он должен сделать ей татуировку, с его именем в сердечке. Он расхохотался, и она ужасно разозлилась. Он… – Дарли, прямо как Мелинда, дотронулась до своей груди. – Я не могла пошевелиться. Было больно. Она жглась, но я не могла пошевелиться.
– Ты была в сознании?
– Я могла их видеть и слышать, но это было как во сне. Она сказала: пусть тогда он клеймит своих шлюшек. Она пойдет к мастеру и сделает себе настоящую татуировку. Он запретил ей это делать. Не хотел, чтобы кто-либо прикасался к ее телу. Ей это понравилось, – Дарли судорожно вздохнула, ее губы все еще дрожали. – Он был без одежды, и когда закончил делать татуировку, она начала… – Дарли вся залилась краской. – Она начала его трогать, ну, знаете, там. А он начал трогать ее, но смотрел он на меня. Мне стало тошно, я закрыла глаза и стала думать, что это все ночной кошмар.
– Больше ты о той комнате или об их разговорах ничего не помнишь?
– Он велел ей перестать, ну в смысле трогать, и она опять разозлилась. Тогда он сказал, что пора повеселится втроем. Включить камеру.
– Камеру?
– Он сказал ей достать ее из шкафа. Она была такая, на треноге. Видеокамера на треноге. Он дал мне чего-то выпить, и я снова смогла шевелиться. Вот только руки… Он меня связал, – Дарли показала, подняв их за спиной. – Я кричала. Плакала и пыталась вырваться, тогда она меня ударила по лицу. Очень сильно. Она мне сказала… – Дарли глянула на дверь. – Сказала «заткнись на хрен». Но он сказал, ему нравится слушать, как кричат плохие девчонки. А потом… – Дарли запнулась и начала плакать.
– Все хорошо. Если ты не готова, не нужно об этом думать или рассказывать. Расскажи мне об этой видеокамере.
– Ну… Он на нее снимал то, что они делали. Когда… Когда он… – Дарли закрыла глаза, Ева все поняла и, подойдя ближе, взяла девочку за руку.
– Когда он меня насиловал, – не открывая глаз, продолжила Дарли, – он говорил мне звать на помощь, кричать «помогите, помогите». Я кричала, но он не останавливался. Он говорил, чтобы я кричала, повторял «кричи, душенька», и все время говорил, чтобы я кричала «Даллас». Я кричала, но он не останавливался. Он не останавливался.
«Значит, – бледнея от злости, подумала Ева, – насилуя Дарли, даже в такой момент он думал обо мне».
– Он когда-нибудь оставался с тобой один на один? Эта женщина куда-нибудь уходила?
– Я не… Да. Кажется, да. После первого раза или второго. У меня в голове все путается.
– Не важно.
– Я думала, что не смогу уже больше кричать. Было больно кричать. Они лежали рядом со мной на кровати. Она сказала, что проголодалась и хочет еще сладенького, он сказал ей сделать самой. Когда она вышла, он мне сказал, что, может быть, он меня себе оставит, ведь я его первая новая плохая девочка. Может быть, он заберет меня с собой, когда закончит.
115 
