Особенно,... 
131 
Она знала, что у Рене где-то есть тайник. Знала, что там хранится нечто большее, чем дорогая помада, тени для век или дорогие французские духи, одна унция которых стоила бы ее месячной зарплаты.
Лайла чувствовала, что ее время истекает, пора уходить. Струйка пота потекла у нее по позвоночнику.
«Еще минуту», – пообещала она себе, осторожно снимая со стены морской пейзаж, чтобы проверить заднюю поверхность и раму.
Стоило ей повесить картину на место, поправить, чтоб висела ровно, как ее осенило.
– Идиотка! – выругала себя Лайла. – На кой черт ты время тратила на курсах психологии?
Она смотрела на портрет майора Маркуса Обермана в парадной синей форме.
Слишком тяжел, чтобы снять его со стены в одиночку, решила Лайла. Разве что подтащить стол к самой картине, да и то…
Она сумела просунуть руку за раму, продвинуть ее на дюйм… Черт, надо было захватить фонарь… Не сообразила.
Упираясь в портрет одной рукой, Лайла прощупала его другой сзади. Одновременно она вытягивала шею, стараясь заглянуть за картину. Исхитрилась приподнять портрет еще на дюйм, моля бога, чтобы не сбить его с опоры.
Ее рука наткнулась на что-то. Машинально она подтолкнула портрет вверх коротким толчком. И ахнула в изумлении, когда он плавно поехал ввысь, повис на верхней петле. А внизу обнаружился сейф.
Лайла выхватила сотовый телефон, пустила в ход его камеру, чтобы сделать несколько снимков. Времени совсем не осталось, но даже если бы она решилась рискнуть, все равно не сумела бы открыть сложный стенной сейф. Ей поддавались только простые замки.
Она осторожно опустила портрет в прежнее положение, отошла, проверила, ровно ли он висит. Обтерла вспотевшие ладони о джинсы. Подойдя к двери, она чуть-чуть приподняла одну из планок жалюзи.
Ассертон и Слоун все еще сидели за столами. Бринкер был по-прежнему там, где Бринкер бывал по десять раз на дню. Фримен и Марселл все еще были в комнате отдыха. Все чисто.
«Двигай, – приказала она себе. – Уходи сейчас же».
Лайла вытащила отчет из кармана, вышла из кабинета, закрыла за собой дверь. Мгновенно включила универсальным ключом электронный замок и, услышав легкий щелчок, стремительно двинулась к своему столу. Дверь комнаты отдыха открылась, когда она была на полпути. Лайла села и устремила глаза на экран, словно проверяя данные. А сама задумалась над тем, что ей делать дальше.
Надо вести себя, как обычно. Вся в делах. Зад – плотно в кресле, носом – в экран. А когда кончится ее смена, она позвонит Даллас из телефона-автомата по дороге домой и все расскажет.
Когда Ева вернулась к себе в кабинет, доктор Мира стояла у окна и смотрела на улицу.
– Рада вас видеть. Я не знала, сумеете ли вы выкроить время и понаблюдать. Как вы думаете…
– Что вы творите? – перебила ее Мира, поворачиваясь к Еве.
Ева только теперь увидела то, чего не заметила в перевозбуждении от только что закончившегося допроса. Доктор Мира была в бешенстве.
– Это вы о чем?
– Зачем вы сознательно провоцируете человека, который, по вашему мнению, убил по крайней мере двоих за два дня? Человека, который убивал хладнокровно, без нервов, без малейшего сожаления? Человека, у которого есть все основания видеть в вас препятствие и угрозу для себя и, что еще важнее, для женщины, которой безоговорочно предан. И вы прекрасно знаете, что у этой женщины есть веские причины приказать ему вас убрать. Она это сделает без колебаний. Вы нарочно нарываетесь?
– Это моя работа.
– Только не говорите это мне, уж я-то вас знаю. Есть множество способов выстроить дело против Оберман, и я не сомневаюсь, что вы их используете. Нет, вам просто нравится его дразнить. Вы хотите, чтобы он – через Рене Оберман – попытался вас убить.
– Ну, допустим. – Ева подошла к автоповару и запрограммировала чашку цветочного чая, который любила Мира. – Я думаю, вам чай не помешает.
– Не смейте от меня отмахиваться.
– А я и не отмахиваюсь. – Ева поставила чашку с чаем на стол, а себе запрограммировала кофе. – Я и не отмахиваюсь, – повторила она. – Вы не ошиблись. Вы почти никогда не ошибаетесь. Я и впрямь получила удовольствие. Черт, да я этим упивалась. И я просто мечтаю, чтобы он на меня напал. Но я тоже сказала правду: это моя работа. Все, включая риск. Ну, может, упиваться не следовало, но имею я право на свой маленький кайф?
131 
