Особенно,... 
121 
– Да, сэр, мы его убедим. Командир… позвоните Надин Ферст.
Уитни поднял брови, но ничего не сказал.
– Она согласится принять неофициальное заявление, с ней можно договориться по времени, она сохранит конфиденциальность, ничего не выпустит в эфир, пока вы не дадите ей зеленый свет.
– Хотите ее использовать, чтобы она отвела эту историю от меня?
– Не совсем так, сэр. Надин любит вцепиться зубами в парное мясо, как и любой другой репортер. Но она лучше многих других умеет разглядеть и преподнести подлинную историю, а не просто скандальные разоблачения, поднимающие рейтинги. Вот потому-то, мне кажется, у нее такой высокий рейтинг. Она докапывается до правды, а не только до интригующих деталей и горячих фактов. Знаю, у нас есть собственная пиар-служба, агенты по связям, представители и прочее, но я считаю, что она стоит десятка пиар-служб.
Уитни медленно кивнул, не спуская с нее глаз.
– Продолжайте.
– Сэр, действия Рене Оберман нанесут удар по департаменту, как только о них станет известно. Мало того, они нанесут удар по обществу, потому что – никуда не денешься! – придется открывать двери тюрем. Я считаю, мы должны пустить в ход все, что только можем, но мы обязаны минимизировать этот вред. С помощью правды. Коррупция существовала. Но когда заговор был раскрыт, коррупция была беспощадно, систематично и незамедлительно истреблена.
– Я подумаю.
– Сэр…
– Вы все еще можете говорить прямо, Даллас.
– Примите участие в ее передаче. Вы сами и шеф Тиббл, если он согласится. Я, Пибоди. Особенно Пибоди. То, в какую ситуацию она попала, какие действия предприняла, кто она такая… все это будет хорошо смотреться. – Ева настаивала, уговаривала, давила на Уитни, сама себе поражаясь, настолько ей было важно его убедить. – Хороший коп, молодая женщина-детектив, попавшая в смертельную ловушку, вырвавшаяся из нее и возглавившая разоблачение коррупции, убийства и предательства. Синяя линия – это мы, сэр, и это громко прозвучит с экрана. А Пибоди – это лицо, человеческий элемент. Она будет символизировать то, что мы собой представляем, контрастировать с тем, что представляет собой Рене Оберман.
Уитни потер подбородок, и его губы изогнулись в улыбке.
– Вы умеете прокладывать такие головокружительные ходы, делаете это очень убедительно, и при этом утверждаете, будто сама мысль об этом кресле, которое когда-нибудь, в один прекрасный день вы могли бы занять, приводит вас в ужас? – Он взмахом руки пресек все ее возражения. – Я должен был сам об этом подумать, причем именно так, как вы тут изложили. Я позвоню Ферст.
Тугой узел ослаб у нее внутри.
– Спасибо, сэр.
– Не надо меня благодарить. Сам не понимаю: почему я не бросил вас на пиар-службу и связь со СМИ?
– Потому что, сэр, надеюсь, я ничем не заслужила такого наказания.
И Ева, и сам Уитни дружно встали, когда секретарша Уитни объявила о приходе шефа полиции Нью-Йорка майора Тиббла.
Темнокожий, высокий, крупный, он прекрасно смотрелся в строгом деловом костюме. Ева знала, что такой облик специально рассчитан на пресс-конференции и появления на телеэкране, как знала и то, что за этим внешним лоском многое скрывается.
Несколько мгновений он внимательно смотрел на Еву, потом прямо обратился к ней:
– Вся эта лавина была вызвана мертвым ширяльщиком, обнаруженным в ванне?
– Никак нет, сэр, эта лавина была вызвана незаконными коррупционными действиями Рене Оберман, превратившей в отмычку свой жетон, доброе имя своего отца, свое офицерское звание и этот департамент.
– Отлично сказано и по делу. Но я ведь говорил не об этой грязи, катящейся с этого гребаного холма, а о том, что его оттуда столкнуло.
– Чисто формально – это мертвый ширяльщик, обнаруженный в ванне, сэр.
– Мы его используем. Используем все и всех, кто был до него и после него. Мы ее во все это закопаем. А когда мы ее во все это закопаем, департамент встанет на верхушке всей этой груды дерьма и протрубит победу. Мы будем с этим работать, Джек.
– Лейтенант только что предложила мне отличный ход как раз в этом направлении.
– Мы об этом поговорим потом, после общения с БВР. Мы об этом поговорим, мы над этим поработаем, и мы, черт побери, с этим справимся. Она пойдет ко дну, но будь я проклят, если она утянет за собой хоть частицу этого департамента. Вы ее свалите, – обратился он прямо к Еве таким тоном, что она поняла: он предпочел бы сделать это сам, причем голыми руками. – Свалите ее жестко. Так жестко, чтобы она уже не поднялась. Я не хочу, чтобы она уползла, прихрамывая и прикрываясь департаментом, как щитом.
121 
