Особенно,... 
97 
За поворотом в боковое крыло он всё-таки столкнулся, нос к носу, с фигурой вполне материальной и осязаемой. Она тоже шла этой стороной,принадлежала школьному смотрителю Коулману, и сразу стало ясно, что никакой он не человек, а самый настоящий гоблин, потому что с этой стороныон не считал нужным маскироваться.
Увидел его, нахмурил кустистые седые брови, и без того нависавшие на глаза, осведомился строго:
– Мистер Веттели, вы здесьзачем?
– Знакомую ищу! – оторопело выпалил тот.
– Ну-ну, – с осуждением покачал головой гоблин и побрёл своей дорогой. Потом вдруг обернулся и произнёс:
– Надеюсь, это останется между нами, мистер Веттели?
– О, да, мистер Коулман, разумеется!
Он энергично закивал, поскольку и сам был не заинтересован в огласке, но вдруг понял, что под «этим» смотритель подразумевал не свою нечеловеческую природу, а фарфоровую ночную вазу, которую торжественно нёс куда-то перед собой в вытянутой руке. «Наверное, у него в комнате нет клозета, – сочувственно подумал Веттели. – Бедный, не повезло!»
Нижний коридор правого крыла был увешан портретами учёных и мыслителей минувших веков, а также ныне здравствующих членов королевской фамилии. В их взглядах Веттели тоже не увидел одобрения, некоторые даже демонстративно отворачивались.
Добравшись до конца коридора, он был вынужден остановиться. Лестницы на второй этаж с этой стороныпочему-то не существовало. По крайней, мере, лестницы в человеческом понимании этого слова. Вместо неё имелся узкий крутой скат, гладкий до блеска, будто облитый маслом и очень шаткий с виду. Веттели не сразу решился к подступиться к этой устрашающей конструкции, но оказалось, что подниматься по ней совсем не сложно, под ногами чувствовались самые обычные ступени, а правая рука нащупала невидимые глазом перила. В общем, это была самая обычная лестница, притворившаяся гоблин знает чем. Что ж, её право, лишь бы служила верно.
Дверь в комнату Огастеса Гаффина была заперта, но Веттели это уже не могло смутить, он решительно шагнул вперед… и больно вписался лбом в доску, прямо искры из глаз. Да, искры, в буквальном смысле слова, счастье, что ничего не вспыхнуло, и они медленно угасли на полу. Пришлось взять правее – каменная кладка оказалась сговорчивее старого дуба, и непрошеного гостя пропустила легко.
На этот раз хозяина в комнате не оказалось – и половина чудес исчезла вместе с ним. Особенно радовало отсутствие трупа под кроватью. Но присутствие радовало ещё больше!
На подоконнике, среди побегов шиповника, в застывшей позе, обхватив руками колени, устремив взгляд в гринторпские дали, сидела печальная маленькая фея. Нашлась!!!
– Гвиневра! – с замиранием сердца окликнул Веттели, он сразу почувствовал: что-то не так! Раньше ей никогда не удавалось усидеть на месте, да ещё в полном молчании, дольше трёх минут.
– Что тебе? – вяло откликнулась та, но тут же оживилась. – Берти? Это ты? Как ты сюда попал? Неужели сам пришёл? – при этом она почему-то старательно избегала на него смотреть.
– Пришёл, а что мне оставалось? – голос его звучал жалобнее, чем хотелось бы, – Ты куда-то пропала, я уже не знал, что и думать! Ждал-ждал, потом пошёл в лес, там мне сказали, ты в школе… Почему ты так долго не появлялась? Что-то случилось, да? – он замер в ожидании ответа.
– Случилось, – подтвердила фея угрюмо. – Не появлялась, да! Скажи, разве воспитанная женщина может себе позволить, появиться в обществе в таком виде, а?! – она обернулась резко, чтобы произвести больший драматический эффект. – Видишь? Эти юные уродцы, твои, с позволения сказать, соплеменники, заразили меня чем-то ужасным! Я утратила всю былую красоту, и дни мои, боюсь, сочтены! Вот сижу, готовлюсь к худшему, собираюсь отойти в мир иной средь цветов дикой розы. Очень любезно с твоей стороны, что заглянул навестить умирающую… нет, а с чего это ты вдруг развеселился? Тебе меня совсем не жаль?
Да, эффект был достигнут, он не тот, что она ожидала. Веттели расхохотался, совершенно открыто и бестактно. У него окончательно отлегло от души, когда взору предстала мордочка феи с ярко-красными, будто перепачканными свекольным соком щеками и лбом. Диагноз страдалицы был ясен.
– Ох, прости меня, Гвиневра, прости! Мне тебя очень жаль, это я на нервной почве смеюсь. Но знаешь, хочу тебя порадовать! Собираться в мир иной тебе ещё рановато, и былая красота вернётся в самые ближайшие дни.
97 
