Особенно,... 
24 
— Ф-фу-у! — шумно перевел дух граф Сонавриз. — Как заново родился! Нелегкое, однако, это дело — колдовство! Не люблю! — и пошел по лавкам выбирать подарки для лоскотухи Милы.
От нечего делать Иван с Кьеттом увязались за ним и стали свидетелями приобретения красивой кружевной шали, серег с речным жемчугом, серебряного гребешка и изящного зеркальца — у графа оказался хороший вкус. Он хотел еще и платье купить, тяжелое, бархатное, со шлейфом, золотым шитьем отделанное, да Кьетт отговорил:
— Зачем ей такое, в пруду-то? Водой напитается — так она, пожалуй, и всплыть не сможет!
— Твоя правда! — крякнул граф и купил легкий шелковый хитон с орнаментом из водяных лилий.
— Другое дело! — одобрил покупку нолькр.
Иван в их переговоры не вмешивался, убежденный, что бывшая удавленница такого внимания не стоит вовсе. И вообще, он начинал нервничать. Шли вторые сутки отсутствия его в родном мире. Занятия вчерашние он прогулял — три семинара и лекцию, сегодняшние тоже. Скоро его могут хватиться родные в Саратове, или Леха, или ребята из группы… Конечно, по отдельности никто из них не обеспокоится. Ребята решат, что он укатил домой на недельку — такое иногда случалось. Леха подумает, что сосед ночует у подруги. Родные, если вдруг и позвонят по причине очередного поноса или там золотухи, догадаются, что раз не отвечает, значит, денег на счете нет или опять мобильник потерял. В общем, обойдется. Но если Анька надумает позвонить Лехе (и зачем, дурак, дал сестре его номер, на какой такой «случай»?!) и попросит того разузнать у Димки из пятнадцатой комнаты, где именно ее братец обретается, и выяснится, что о судьбе его никому не ведомо — тогда беда! Родители в панику впадут, как бы еще в розыск не догадались подать!..
Короче, Ивану срочно требовалось домой. Так он и сказал по возвращении в замок: надо торопиться.
— Как?! — ужаснулся Сонавриз. — А прощальный ужин?! А кабан на вертеле?!
«И правда, — подумал здорово проголодавшийся задень Иван, — когда еще снова доведется пожрать по-графски?»
В общем, в тот вечер процедура возвращения не состоялась, была перенесена на завтра.
Наступило завтра, пришла пора расставания.
Сперва они очень тепло распрощались с графом, а пришлепавшая в замок лоскотуха расплакалась навзрыд и чмокнула-таки Ивана в щеку холодными синеватыми губами.
Потом их, увешанных прощальными подарками (пара золотых кубков, пара вороненых клинков с инкрустированной рукоятью, плащи на меху и сапоги со шпорами) оставили в просторной, но полутемной комнате, специально для колдовских обрядов предназначенной. Она так и называлась: «колдовская» или «темная» — Иван заподозрил даже, что в языке Семозийского королевства эти два слова являются синонимами.
Тонкий луч солнца, пробившийся сквозь единственное узкое, изящно зарешеченное окошко, стыдливо приткнувшееся под самым потолком, стрелой пронзал полумрак помещения, и в свете его снегопадом плясали пылинки. На потолке кистью искусного живописца были изображены химеры, грифоны, саламандры и прочая магическая живность, перемежающаяся с загадочными знаками и поучительными надписями на трех мертвых языках. Пол был украшен мозаичной пентаграммой — чтобы каждый раз новую не рисовать, пояснил граф. В тех же местах, где полагалось вычерчивать магические символы, каменные плиты пола были нарочно отшлифованы до блеска, чтобы лучше ложился мел и легче было потом стирать (потому что для разного колдовства и символы потребны разные). У стены стоял резной шкаф с дверцами, забранными от мышей медной проволочной сеткой, — там хранилась пара черных книг, каковым в порядочной библиотеке не место, а выбросить от греха тоже жалко — как-никак дедушкина память! Там же было спрятано несколько колдовских приборов, о назначении которых нынешний хозяин не знал и знать не желал, хотя чуть побледневший Кьетт предложил ему растолковать.
— Меньше знаешь — крепче спишь! — отказался граф. Еще раз церемонно откланялся, пожелал всяческой удачи, смахнул скупую мужскую слезу и удалился, оставив гостей одних.
С минуту они стояли молча, выжидающе глядя друг на друга.
— Ну что же ты медлишь? Начинай, вызывай! — велел Кьетт немного удивленно.
Иван так и подскочил:
— Я?!!
— А кто же еще?! Я не могу, это ваша, человеческая магия. Если сунусь со своими потенциалами — беды не оберешься! На тебя одна надежда! Действуй, человече, и да не посрами вдругорядь род людской! — Похоже, нолькр издевался.
24 
