Были приглашены все работники и арендаторы. Пришли также и многие жители селения, которые не имели прямого отношения к поместью. Их ужином не угощали, зато они могли принять участие в танцах.
Обитатели Элистранда уже собирались отправиться на праздник, но задержались, обсуждая письмо Тристана, написанное в ответ на их приглашение.
Виллему была сама не своя от гнева.
— Глупцы! — кричала она. — Неужели они не понимают, как это важно!
— Успокойся, — сказал Доминик. На нем была белая рубаха с широкими рукавами, замшевый жилет, кружевной шейный платок и треугольная шляпа. — Ты бы тоже никуда не поехала, если б твой лучший друг лежал при смерти. Он пишет «герцогиня»? Ишь ты, в каких кругах он вращается!
— Тристан и сам не менее знатного происхождения, — буркнула Виллему. — Там только бабушка Сесилия была вороной среди павлинов. Но зато, какая ворона! Негодный Тристан! Пусть Лене и ее семья не смогут приехать, меня это не огорчает, я никогда не чувствовала к ним большой привязанности. Но Тристану сам Бог велел присутствовать на этой встрече!
— Ты права.
В комнату вошла Габриэлла.
— Это очень опасно! — Габриэлла была не на шутку встревожена.
— Что опасно? Что они не приедут?
— Кто не приедет?
— Подождите, о чем мы говорим?
Габриэлла вздохнула.
— На кухне говорили…
— Мама, неужели ты слушаешь, о чем говорят на кухне?
— На этот раз, да. Там говорили, что кто-то проболтался об Ульвхедине.
Виллему выругалась.
— Перестань, Виллему, где только ты выучилась всем этим словам? Как нам быть? Кто-то в соседнем приходе грозился сообщить фогту, что Ульвхедин скрывается у нас. А оттуда уже один шаг до судьи.
— Но ведь судья — наш друг!
— Нет такой дружбы, ради которой можно просить помиловать убийцу.
— Не называй так Ульвхедина! Это случилось в тяжелые для него годы. Когда над ним тяготело проклятье Людей Льда. Теперь он совершенно освободился от него.
— Это еще как сказать, — буркнул Доминик себе под нос.
— Да, почти! Сейчас он стал совершенно другим! — горячо возразила Виллему.
— Конечно, это все так. Но ведь ты не думаешь, что нам удастся скрывать его целую вечность? — спросил Доминик.
— Надо надеяться на лучшее! Я отвечаю за Ульвхедина, это я сделала из него человека. Или сделаю, если вам так больше нравится. Но согласитесь, что я на верном пути.
— Никто в этом не сомневается, — сказала Габриэлла. — Но и ты согласись, что если бы не Элиса и их маленький сын, у тебя вряд ли что получилось бы.
— Это я признаю. Элисину помощь трудно переоценить. Но скажите, матушка, насколько серьезны эти сплетни?
— Не знаю. Боюсь только, что когда до судьи дойдет, что мы прячем у себя Чудовище, как его называют, нам может не поздоровиться. Ульвхедина следовало давно выдать. За его голову и сейчас дают огромную сумму. Нет никакого сомнения, что он тут же окажется в руках палача.
— Но этого нельзя допустить! Только не сейчас. Элиса умрет от горя!
— Ты права. — Габриэлла была расстроена. — Мы все очень тревожимся за него, ведь теперь он один из нас. — Она выпрямилась: — Давайте поспешим, нам пора в Гростенсхольм. Что пишет Тристан?
— Он не приедет, — мрачно сказала Виллему.
— Ему бы не мешало быть здесь.
— Он весьма убедительно объясняет, почему он не может приехать, — вмешался Доминик. — Жаль только, что мы так задержались здесь из-за него.
— Я-то рада, что вы здесь, но понимаю, как вы рветесь домой, — сказала Габриэлла.
— Боюсь, Тенгель совсем отобьется от рук, — вздохнула Виллему.
— За это не опасайся, — утешила ее Габриэлла. — Ты такая красавица, Виллему, правда, для танцев недостаточно нарядна, ну да ничего. А Доминик как всегда изыскан, что бы он ни надел.
— А я, значит, не изысканная? — тут же возмутилась Виллему.
— Некоторые Люди Льда, в том числе и ты, дорогая, очень необузданны. От тебя не знаешь, чего ждать. Такой же была Суль. И моя мать Сесилия. Но ты сказочно хороша. Идемте же, нам надо спешить!
Судья Акерсхюса сидел за массивным письменным столом и с неприязнью смотрел на одного из своих фогтов.
— Вы утверждаете, что Чудовище находится сейчас у моих друзей в Гростенсхольме? А я говорю, что это невозможно, я вам не верю!