— Она приходит ко мне по ночам, — продолжал Доминик. — Во сне. А может, я в это время бодрствую, даже не знаю.
— И что она делает? Что говорит? — воскликнула Габриэлла.
— Слов я не слышу. Я понимаю только общий смысл и чувства. Она посылает мне чувство покоя. Передает, что я не должен за нее тревожиться, что ей хорошо. Просит нас всех подождать, сейчас она не может вернуться к нам, так во всяком случае я толкую ее послания. Но она ни в чем не нуждается, это я чувствую особенно ясно. И еще она передает что-то, чего я не понимаю. Что-то про лед…
— Лед? — удивился Бранд, который уже совсем оправился после поездки в Данию. — Люди Льда?
Доминик пожал плечами:
— Не знаю, не могу сказать. Как бы там ни было, я сейчас же отправляюсь в Бохуслен искать Виллему. Может, эти сигналы станут более понятными, если я окажусь ближе к тому месту, где она находится.
Его никто не отговаривал от поездки. Все понимали, как для него важно поскорее найти Виллему. Они и сами мечтали только о том, чтобы она нашлась. Узнав, что она, по-видимому, жива, они вновь обрели надежду.
Никлас хотел поехать вместе с Домиником, но Доминик предпочитал ехать один, считая, что так он привлечет к себе меньше внимания.
В Бохуслене он долго искал Виллему. И хотя она по-прежнему иногда посылала ему сигналы, ему не удалось найти никаких следов, которые привели бы его к ней. С тяжелой душой Доминик вернулся обратно в Гростенсхольм. На войне он был ранен пулей в шею и теперь получил на всю зиму отпуск. Он мог оставаться в Норвегии, пока Виллему не подаст вес точки о себе.
Если только она когда-нибудь подаст ее!
— По приметам зима будет холодная, — сказал старик, когда наступил декабрь.
— Хорошо бы! — обрадовалась Виллему. — Значит, море замерзнет?
— Возможно. Вообще-то оно замерзает не каждый год. Уж и не помню, когда оно замерзало в последний раз. Но будем надеяться. Вам понадобится опытная повитуха, когда придет ваше время.
Опытная повитуха — это еще полдела, подумала Виллему. Но старику о своих опасениях не рассказала. Он продолжал:
— Я решил забрать корову и податься с вами на материк. Поэтому я тоже жду, чтобы лед встал. Когда вы уедете, мне будет здесь совсем одиноко, а я уже стар. Да и о корове следует подумать. Если я вдруг помру, кто ее выпустит из хлева? Это не годится, моя Куколка не заслужила такой участи.
— А у вас есть на материке родные? — спросила Виллему.
— Когда-то в Танумс Хеде у меня жил брат. Он помоложе, чем я, надеюсь, он еще жив. У него большая семья. Может, кто из племянников приютит меня.
Виллему кивнула:
— Мне будет спокойнее, если я буду знать, что у вас на материке есть крыша над головой.
Они одновременно посмотрели на фьорд, в котором бушевали осенние штормы.
Январь…
Виллему уже не могла бы скрыть свою беременность. Каждый день она с надеждой смотрела на фьорд, но морозы все не начинались.
Они ударили только в феврале. Покрытые инеем камни и стебли сверкали и искрились, будто алмазные. Старик и Виллему держали теперь корову в доме, так и ей, и им было теплее. От мороза потрескивали бревна. Спать приходилось, не раздеваясь.
— Гляньте-ка! — воскликнул старик однажды утром, когда они поднялись на утес. — Возле берега лед уже встал. И у нас и на материке.
— Но середина-то фьорда еще не замерзла, — возразила Виллему. — Господи, только бы теперь не началась оттепель!
На другой день полоска открытой воды сделалась немного уже. Они начали укладывать вещи.
— Господи, — молился старик, сложив руки, — пусть еще немного постоит этот мороз! Не дай льду растаять!
День за днем они наблюдали, как полоса льда становится шире, а полыньи сужаются.
Однажды утром Виллему прибежала к старику:
— Смотрите! — взволнованно крикнула она. — Фьорд замерз!
— Узкие протоки пока что остались. Подождем еще дня два.
— Но у нас нет времени ждать! Вдруг ночью начнется оттепель?
— Нет, оттепели не будет. А вот снег может выпасть.
— Не дай Бог! — взмолилась про себя Виллему. Но снега не было. И через два дня весь фьорд сверкал, как натертый воском пол.
Старик глубоко вздохнул.
— Ну, все ли у нас готово? — торжественно спросил он.
— Еще бы, давно готово! — воскликнула Виллему.