Особенно,... 
60 
Он благодарно взглянул на Микаела и Анетту. И началась долгая церемония приветствий.
— Как я рад снова видеть тебя, дитя мое, — сказал Калеб Виллему. — Откуда вы сюда приехали?
Доминик глубоко вздохнул:
— Нам нужно сообщить вам одну новость. Мы с Виллему обвенчались. Теперь она моя жена.
Воцарилось напряженное молчание.
— Обвенчались? — выдавил наконец Никлас. — Вы все слышали? Они обвенчались! Значит, и мы с Ирмелин имеем право пожениться! Теперь никто не сможет помешать нам!
Ирмелин уже стояла рядом с Никласом, держа его за руку. Они как бы образовали единый фронт против всех.
— Доминик и Виллему не имели права жениться, — с трудом выговорил Андреас.
— Что ты наделала, Виллему! — всхлипнула Габриэлла.
— Как ты мог, Доминик, ведь ты знаешь, чем это чревато! — сказал Микаел.
— Это было неизбежно, отец, — тихо сказал Доминик. — Возможно, несколько лет мы бы еще и прожили друг без друга. Но рано или поздно нам суждено было соединиться.
Габриэлла кивнула: она давно знала, что это вопрос времени.
— А если у вас будет ребенок? — в отчаянии воскликнул Маттиас.
Боровшаяся со слезами Виллему слабо улыбнулась:
— Мы постараемся, чтобы все кончилось благополучно.
— Теперь вам ясно? — взволнованно вступил в разговор Никлас. — Ясно, что мы с Ирмелин тоже должны пожениться?
— Вам мало одного несчастья? — возразила Хильда.
Виллему вдруг почувствовала себя взрослой и мудрой:
— Тетя Хильда, — сказала она, — только одна из нас умрет родами. Вторая даст жизнь здоровому ребенку. Помните, печатью Людей Льда бывает отмечено лишь одно дитя из поколения.
— Верно, — подхватила Ирмелин.
— Прежде, чем мы продолжим нашу беседу, — вмешался Доминик, — мне нужно кое-что обсудить с вами. Я должен немедленно вернуться в армию короля, которая стоит в Сконе. Я хочу отправить Виллему с вами, вверив ее заботам Никласа и Маттиаса. Они скорее других сумеют помочь ей, если наша любовь будет иметь тяжкие последствия…
— А разве ей не лучше поехать с нами в Стокгольм? — спросил Микаел.
— Только не сейчас, — ответил Доминик. — Я вернусь не раньше, чем кончится война, и Виллему лучше быть поближе к тайным средствам врачевания, которые ведомы Людям Льда.
Все помолчали, думая об одном и том же.
— Я помню, — тихо продолжал Доминик, — Тенгель со всеми своими познаниями не сумел помочь Сунниве, когда она рожала Колгрима. Но мы предупреждены об опасности и нам известно, что может случиться. К тому же медицина с тех пор тоже шагнула вперед.
Маттиас кивнул.
— Вы тут мечтаете о возвращении в Норвегию или в Стокгольм, а я боюсь, мы так и останемся в Хальмстаде до конца войны, — устало заметила Габриэлла.
— Уладить это я беру на себя, — твердо пообещал Доминик. — Не зря же я верой и правдой служил королю курьером. Не беспокойтесь.
Сидя вдоль борта на бочках и ящиках, родные с надеждой и отчаянием смотрели на него.
Никлас по-прежнему сжимал руку Ирмелин.
— Нам нужен пастор, — сказал он. — Теперь мы с Ирмелин уже не отступим. Раньше меня останавливал лишь страх за ее жизнь, но если Доминик с Виллему осмелились на такой шаг, мы тоже осмелимся.
— Конечно, — поддержала его Ирмелин. — Я сама распоряжаюсь своей жизнью. А жизнь без Никласа для меня бессмысленна.
Все повернулись к старому Бранду, словно ждали от него последнего слова. Он тяжело вздохнул:
— Вы хотите, чтобы я решал за других, а ведь я никогда к этому не стремился.
— Мы все это знаем, отец, — сказал Андреас. — Но ты старший в роду. По крайней мере, среди присутствующих.
Бранд снова вздохнул:
— Я был там в ту ночь, когда умерла Суннива. Мы с братьями, Тарье и Трондом, ночевали в Линде-аллее, и к нам в комнату явился наш дед Тенгель. Он даже не заикнулся ни о Сунниве, ни о народившемся Колгриме. Он только обнял нас. И заплакал. Он сказал, что мы всегда должны помнить, как он нас любит. Больше мы его не видели. Он ушел к себе, а наутро мы обнаружили его и бабушку Силье мертвыми в их огромной постели. — Бранд поднял глаза: — И вы хотите, чтобы теперь я обрек одну из вас на судьбу Суннивы? Обрек весь род на новое горе?
— Дядя Бранд, я вас умоляю, — решительно молвила Ирмелин.
60 
