— Я этого не допущу, — улыбнулся Доминик. — Я и сам едва держусь в седле, у меня до сих пор дрожат руки. Потерпи немного, мы найдем место для отдыха.
Они продолжали ехать на север. Над болотами плыл туман, луна на светлеющем небе поблекла и превратилась в тонкую льдинку.
10
Над утренним туманом поднялся холодный диск солнца. Доминик попридержал лошадь.
— Что ты скажешь о той березовой рощице возле озера? — спросил он.
Они ехали уже долго. Виллему дремала в седле. Она открыла глаза и осмотрелась.
— Защищено от посторонних глаз и красиво, — сказала она. — Рискнем, Доминик?
Они направились к рощице. Доминик отпустил лошадей — пусть пасутся или спят, они сами знают, что лучше для них. И он, и Виллему так устали, что уже ни о чем не могли думать. Место было пустынное и вдали от проезжей дороги. Люди годами не бывали здесь.
На другом берегу озера трубными голосами кричали журавли. Наверное, самим журавлям их голоса казались красивыми. Как и людям, которые, вроде Виллему, были близки природе, как и Доминику, хотя тот вырос в тлетворной атмосфере дворца. По долгу службы ему часто приходилось совершать в одиночестве долгие поездки, во время которых он научился любить и ценить природу.
Они расстелили под деревьями попоны.
— Так хорошо? — спросил Доминик.
— Лучше и быть не может! — Виллему с сонной улыбкой бросилась на попону и свернулась калачиком. Доминик укрыл ее своим плащом.
— Ты тоже им укройся, — пробормотала она уже во сне.
— Не надо. У меня есть другой, — великодушно отказался он и лег на попону подальше от Виллему, как того требовали приличия.
— Приличия важнее всего, — прошептала Виллему настолько тихо, что он скорей угадал, чем расслышал ее слова. Он грустно улыбнулся.
Когда Доминику показалось, что она уже спит, он протянул руку и осторожно погладил ее по волосам, провел пальцем по лбу, по носу, коснулся губ, легонько, так что ей стало щекотно.
— Любимая, — прошептал он, — ты самая лучшая, самая смелая…
От волнения он не находил слов. Виллему выждала.
— Говори еще, говори, — сонно пробормотала она, глаза ее были закрыты, но на губах играла блаженная улыбка. — Мне очень приятно слушать эти слова, хотя некрасиво с твой стороны говорить их тому, кто находится почти без сознания.
— Что-что? — улыбнулся Доминик.
— Ты не мог бы подождать с этими словами до ночи?
— Почему до ночи? — Доминик затаил дыхание.
Виллему не ответила. Она только улыбалась. Нашарив его руку, она подложила ее себе под щеку и тут же заснула.
Рука Доминика лежала в неудобном положении. Выждав какое-то время, он осторожно высвободил ее, взял Виллему за руку и закрыл глаза. Разорвавшее туман солнце ласково грело их своими лучами.
Виллему проснулась.
Солнце стояло в зените. Одна из лошадей, похрапывая, щипала траву рядом с ее головой.
Виллему села. У озера умывался Доминик. Он закатал штаны, обнажил торс.
Доминик.
Виллему снова очутилась рядом с ним. Они были одни посреди этой пустоши. По дороге сюда им пришлось пережить немало тяжелого.
Однако теперь они были в безопасности.
В ней постепенно просыпалось незнакомое чувство.
Виллему нахмурилась. Это чувство охватывало ее все больше и больше… Невероятно…
Она мужественно и бесстрашно преодолела столько препятствий, идя к одной-единственной цели: быть рядом с ним.
И что же?
Она была наедине с Домиником, но ее все больше и больше охватывала неведомая ей прежде робость.
Доминик поднял голову и увидел, что Виллему проснулась. Он подошел к ней, на коже у него блестели капли воды.
— Знаешь, что я обнаружил, — улыбаясь, сказал он. — Мы слишком сильно взяли на запад. Я вижу это по солнцу и по деревьям.
Чувство робости мешало Виллему говорить.
— Это очень плохо для нас? — с трудом выговорила она.
— Не имеет значения. Мы ведь даже не знаем, куда нам ехать.
Да, этого не знал никто. Она сознавала только одно: он здесь. И что дальше?
— Что с тобой, Виллему? — тихо спросил Доминик, заметив ее состояние, и сел рядом.
Она смотрела на жука, который полз по стеблю. Может, он ползет к своей избраннице, подумала Виллему. И у него на пути встречаются непреодолимые препятствия.