— Как же мы их обгоним, они же нас сразу заметят!
— Да они пешие. А у вас лошади. Поезжайте кружным путем, они вас и не заметят. Впрочем, я сам поеду с вами! Охота мне того чернявого своими руками прикончить, сдается мне, что он офицерского звания. А другой — мужик. Взять его — что гуся ощипать. Останется только баба. Ее чтобы пальцем никто не тронул, пока я вам ее сам не отдам!
— Ты получишь ее, атаман. Только, боюсь, с офицером мы намучаемся, он, видать, малый не промах! — осмелился сказать один из стрелков.
— Не каркай! Все шведские офицеры — жалкие сосунки!
Но голос Лилле-Йона звучал не слишком уверенно — он уже успел убедиться в том, что этого шведского офицера голыми руками не возьмешь.
— Мы с ним сыграем одну шутку, — пообещал он своим людям. — Предоставьте его мне, а сами выпустите кишки тому борову.
— А не лучше ли нам взять их на пустоши? У них на всех один мушкет.
Лилле-Йон с презрением глянул на говорившего:
— Вы же знаете, что я люблю поиграть в кошки-мышки, — сказал он.
Стрелки закивали — уж что-что, а это им было известно. Лилле-Йон любил истязать людей, и чем изощреннее, тем больше он получал удовольствия.
— Нам поможет пастор в Халларюде… — задумчиво сказал Лилле-Йон, — он давно уже торчит у нас, как бельмо в глазу. Шведы благоговеют перед пасторским одеянием!
Пока Виллему со своими спутниками шла по выжженной солнцем пустоши, небольшой отряд конников объехал пустошь с востока, оставшись незамеченным. Он быстро достиг Халларюда и остановился там. В конниках не было ничего примечательного, один из них спешился и зашел в церковь.
К вечеру трое путников добрели до Халларюда.
Виллему чуть не падала от усталости, плечи ныли от того, что она поддерживала многопудового Йенса.
Доминик задумчиво смотрел на небольшое селение.
— Надеюсь, к шведам здесь относятся милостивее, чем в Сконе, — сказал он. — Как-никак это исконно шведская территория. Идемте спросим, как найти постоялый двор. Надо что-то сделать с ногой Йенса.
В узком переулке, образованном низкими бревенчатыми домами, они нашли небольшой постоялый двор. Здесь можно было получить ночлег. Им предложили расположиться в малом доме, который стоял во внутреннем дворе.
Обрадованные, они зашли в дом, настолько маленький, что в нем было только одно помещение. Виллему, привыкшую к постоянному обществу мужчин, уже не пугала необходимость провести ночь бок о бок с ними. Главное сейчас было заняться ногой Йенса.
— Боюсь, придется разрезать сапог, иначе его не снимешь, — огорченно сказал Доминик.
Йенс был согласен. Слава Богу, стояло лето, а ходить босиком он привык еще дома.
Наложив на ногу Йенсу тугую повязку, они отправились есть. Никогда прежде еда не казалась им та кой вкусной. Они словно попали в рай, пройдя огонь чистилища.
Когда они закончили ужин, было уже совсем темно. К их столу подошел пастор. Он с достоинством поклонился гостям:
— Я вижу, вы офицер королевской армии, — обратился он к Доминику.
— Да, я королевский курьер, — коротко ответил Доминик.
— Тем лучше! Именно такой человек мне и нужен. Я должен просить вас передать Его Величеству сообщение государственной важности.
Такое было вполне вероятно. В этих пограничных раинах происходили события, влияющие на судьбу всей страны.
— Я прошу вас последовать за мной в пасторскую усадьбу, если конечно, вы располагаете временем.
Виллему была в ярости. Когда они приплелись в Халларюд, она была слишком усталой, чтобы думать о чем-нибудь, кроме еды и отдыха, но после сытного ужина к ней вернулась ее обычная жизнерадостность.
Она сидела, прижав колено к ноге Доминика, и думала только о том, что им предстоит спать в одном помещении. А может быть, даже в одной кровати!
Лихорадка в ее крови не унималась. И Виллему знала, что оно уймется только, когда Доминик будет принадлежать ей. И пусть хоть весь мир станет у нее на пути, она добьется своего!
— Если речь идет о судьбе государства, я готов следовать за вами немедленно, — ответил Доминик пастору.
Ему очень не хотелось оставлять Виллему наедине с Йенсом. Хотя он полагался на порядочность этого преданного малого, которого, к тому же, донимала боль в ноге.
— Ты скоро вернешься? — с тоской спросила Виллему.